Бадри Горицавия - Черешенки

– Так я же пешком был.

– А сейчас? – я не допускал мысли, что такую тяжесть можно одному увезти на велосипеде, и поэтому задал такой странный вопрос, как будто был слепой и не видел его двухколёсного друга. Но Лось кивком всё равно указал именно на свой велик. Похоже, у него было противоположное мнение насчёт одиночной перевозки тяжёлого аккумулятора на велосипеде.

– И как? – снова спросил я, поражённый его оптимизмом.

– Вот, – ответил мне Лось и вынул из кармана закатанной правой штанины комок тонкой серой верёвки.

Тут между нами разгорелся очень горячий спор. Сколько он продолжался, какие доводы мы приводили друг другу, какие нехорошие слова использовали – всё это стёрлось от времени. Как запись на размагниченной плёнке.

Сводилось всё к тому, что аккумулятор должен был принадлежать по праву мне и бараковским, потому что найден на нашей помойке. Но это было лишь моё мнение, и Лось с ним, конечно же, не соглашался.

– Аккумулятор я нашёл, значит, он мой и моих пацанов, – вот, если кратко, вся речь Лося.

Потом он долго сопел, пытаясь прикрепить к велосипедной раме «свой», по его мнению, и пока ещё ничей по факту аккумулятор. Но сделать это одному было немыслимо тяжело. Велосипед постоянно падал, а чтобы его поднять, приходилось аккумулятор опускать на землю. Лось прислонял велик к сирени, но тот соскальзывал с куста снова и снова, и Лось опять приседал за ним, освобождая при этом руки от тяжеленного груза. Я сидел невдалеке на опрокинутом помойном ведре. Жевал губами травинку, уверенный, что ничего у вспотевшего Лося не выйдет. Ещё мне добавлял хорошего настроения тот факт, что помощи ему ждать было неоткуда, а побежать к своим за подмогой он не решится. Пока будет бегать, бараковские толпой быстро уволокут аккумулятор к себе. Он это понимал не хуже меня.

Но Лось был чрезвычайно настырным. Всё-таки взбил в масло молоко. Он катил мимо меня свой велик с примотанным к раме аккумулятором и ехидно лыбился, весь счастливый. Клад уплывал от меня. Я был проигравшим. Конец фильма про удачливых пиратов и их остров сокровищ.

Но как могучий самолёт может погубить маленькая птичка, залетевшая в мотор, так и упрямого, сильного Лося сгубила мелочь. Не проехал его велосипед и двадцати шагов, как лопнула злосчастная для него верёвка. Аккумулятор рухнул всем своим весом на низ рамы. Перепуганный Лось выпустил из рук руль и лихо отпрыгнул далеко в сторону.

«Ах ты, моя милая верёвочка! Спасибо тебе, что ты оказалась такая гнилая!» – ликовал я внутри себя.

– Плавить свинец будем вместе, – так в конце концов порешили мы. Лось вынужден был согласиться.

Во вторых посадках нам было спокойнее. Они ничем не отличались от первых, но находились подальше от бараков. Поэтому шансы, что чьи-нибудь родители помешают нашему сталелитейному процессу, уменьшались практически вдвое. На всякие костры в Черешенках, особенно на улицах, где стояли деревянные бараки и сараи, было наложено негласное табу. Никто никогда не жёг траву по весне или листья поздней осенью, всё загребалось в мешки и отправлялось на помойку. Никто никогда не устраивал во дворах или близ домов пикники с шашлыками – для этого был предназначен берег речки. Даже чуть заметный запах дымка вселял в жителей тревогу, и все устремлялись на поиски источника гари. С огнём в Черешенках никто не заигрывал. Ведь игра с ним в любой момент могла закончиться катастрофой. Стоило ему только чуть заняться, например в одной из пяти квартир барака, как через час уже горели бы и остальные четыре. Но огонь манил нас. Как манили большая вода и бесконечно высокое небо.

Знакомая маленькая полянка в самом конце посадок была абсолютно лысая. Наши ноги не давали траве ни малейшего шанса на этой круглой площадке увидеть свет Божий. Бывали мы здесь частенько. Ещё вчера, сразу же после утверждения договора с прямым конкурентом из частного сектора на совместное использование откопанного на нашей помойке источника цветного металла, мы раздолбили аккумулятор. Теперь Лось, сидя на корточках, заканчивал приготовление. Он палкой отбивал от свинцовых пластин окись.

– Чиркай, – Мурый поднёс свой рваный кед чуть ли не к самому Лаврешиному носу. Тот сооружал из заготовленных сухих веток кострище. И Лавреша чиркнул. Зелёной серой прямо по рваному кеду. Спичка, а вслед за ней «Строитель коммунизма» загорелись. Всё дело в том, что сбоку подошвы у Мурого был примастырен особый чиркаш. Делался он легко. Сначала требовалось раздобыть пару бычков от фильтрованных сигарет. Нужны были именно фильтры. Всё остальное, слава Богу, пока ещё нами выбрасывалось. Потом уже нет. Запретная взрослая забава всё-таки сбивала нас с пути. Но это было чуть после. Так вот, сначала с фильтров снималась бумага. Уже оголённые, они нанизывались на тонкую проволочку и расплавлялись над костром. Главное было не допустить их возгорания. В самом конце их просто этой же проволочкой размазывали по любой нужной поверхности. Горячая масса застывала и превращалась в очень качественное приспособление для воспламенения серы, не боящееся воды, – в чиркаш.