Дарья Лопатина - Завет Осириса

– Публий Корнелий Долабелла, я удовлетворяю просьбу этой… – он грязно выругался, характеризуя несколькими словами всю суть этой женщины, которую ненавидел собственный народ. – Похороните вместе с предателем и трусом Антонием. Не хочу, чтобы его тело возвращалось в Рим! Не сжигайте, как принято. Раз нашёл возможным лечь под пяту египтянки, пусть и похоронен будет по местным обычаям!

Брезгливым движением руки отмахнувшись от увиденной картины смерти, он собрался было уйти, но к нему подошёл человек непонятного происхождения. Красивое лицо было чем-то испачкано, спина сгорблена, одежды помяты. В общем, впечатление производил не из лучших. Публий, хоть и пребывал в крайней растерянности, но службу свою помнил и знал. Он сделал шаг, чтобы прогнать наглеца, посмевшего вторгнуться в эти покои, где нашла свой конец царица одной страны и гордо возвышался над нею император другой, но Октавиан, хоть и разочарован тем, что не сможет ввести в Рим Клеопатру в цепях, всё же остался почти доволен подобным исходом, а потому был расположен выслушать странного человека и кивнул, давая знак, чтобы грязнулю не прогоняли.

– Господин, – подобострастно и торопливо, пока его не остановили, заговорил подошедший, – а одежды? Драгоценности? Что делать с ними?

– Кто такой? – спросил свысока Октавиан. – Назови свой чин и имя!

– Олимпий. Врач 5 5 У Клеопатры VII действительно был врач по имени Олимпий. Именно в соответствии с его воспоминаниями Плутарх подробно описал последние дни египетской царицы. , – склонился вопрошающий в поклоне.

– Римлянин, судя по имени? – осведомился Октавиан, и, не дождавшись ответа, задал другой вопрос: – И что же? Никак эту вот не оживить? – с этими непочтительными словами он кивнул в сторону распростёршегося на ложе тела.

– Нет-нет, – часто замотал головой врач. – Мертвее не бывает.

– Да делай, что хочешь, – отмахнулся Октавиан. – У египтян, кажется, принято потрошить трупы, заворачивать в пелены и класть в богатый сундук?

– Иногда даже сразу в несколько, – мигом согласился Олимпий.

– Это как? Расчленять, что ли? – поразился император. – Впрочем, избавь меня от этих мерзких подробностей. Сделай, как принято у народа, которыми правила эта женщина, – Октавиан задумался на мгновение и величественно добавил: – Но смотри, не допусти разговоров о том, что из-за меня произошло разорение той, над которой одержал победу. Это не сделает мне чести, и такие слухи уподобят меня презренному стервятнику.

С этими словами император гордо удалился. Ушёл вслед за ним и офицер. Теперь, когда его никто не видел, Олимпий выпрямился. В нём Октавиан уже не узнал бы того подобострастного, ничтожного человека, что склонился перед ним какую-то минуту назад. Во враче сквозило величие, коего не набралось бы в достаточной мере и у всех правителей мира вместе взятых.

Олимпий быстро обернулся в сторону мёртвых тел, решительным шагом подошёл к красиво лежащей Клеопатре и осторожно снял с её чела царский венец. Урей. Диадему, в центре которой возвышалась змея из золота. Эта самовлюблённая идиотка и не догадывалась, какая магия заключена в древнем обруче. Присутствует некая ирония в том, что женщина, знающая множество языков, в том числе египетский, считающаяся весьма образованным человеком, интересующаяся древними мистериями, не понимала, чем обладает. В конечном итоге, ума-то только и хватило, что на соблазнение власть имущих. Да и то не всех. Октавиана-то тоже пыталась совратить, да его сердце и тело посложнее захватить, чем зазнавшегося Цезаря и солдафона Антония. Не вышло. А всё Изиду 6 6 Изида – древнеегипетская богиня плодородия, магии, семейной верности. из себя строила.

Врач женщины, с таким, как выяснилось, презрением к ней относившийся, как, впрочем, и к другим представительницам прекрасного пола, с такой любовью посмотрел на снятый со своей прежней госпожи золотой обруч, с какой не смотрел ни на одну женщину. Включая родную мать. Если бы знала Клеопатра, какой мощью обладает этот атрибут власти, не потерпела бы поражения, и не стал бы некогда великий Египет жалкой провинцией Римской империи. Но ничего. Пусть Октавиан сколько угодно мнит себя великим и непревзойденным основателем империи. Зато он – Олимпий – создатель тайного общества. А это многого стоит.

Именно он долгие годы подкашивал египетское царство, плёл интриги, убивал и предавал, подкупал и вёл переговоры. И пусть в истории останется Октавиан и даже эта женщина, мнившая себя царицей, но чья власть была столь ненастойчивой и переменчивой, но он-то, кого считали всего-то врачом, знает правду. И все, кто будут продолжать его славное дело, так успешно начатое им самим, тоже будут знать!