Игорь Англер - Слышащий сердце. 1–2

Искандерову было не до мистики и красот: второй раз за день он, похоже, оставался без крупного куша. Опускаться до соучастия в грабежах и разбое ему не хотелось, хотя та сумка с миллионами и золотом, пожалуй, стоила выстрела. В конце концов, каким образом он думал захватить эти богатства? Конечно, нужно было стрелять в Овсепяна, да и всю его семью пришлось бы убивать, чтобы не оставлять ненужных свидетелей. Искандерова передёрнуло, когда он представил пять трупов в квартире. И заказал себе дополнительную двойную порцию коньяка.

«Пятерых уложить – это многовато, – размышлял он. – А одного Овсепяна…» Но Искандеров не дал своей мысли прийти к чудовищному выводу. Снова посмотрев на часы, он ужаснулся: прошло почти два часа, а Мусы всё не было. Что-то явно случилось. Пора было возвращаться в город. Не расплачиваясь, лишь бросив на ходу небрежное «потом!», он вышел из ресторана и сел в свою вишнёвую «семёрку».

Всю обратную дорогу Искандеров соображал, где ему искать Овсепяна и Мусу и с кого лучше начать.

– Время б ещё найти для этого! – выругался он вслух, сильнее нажав на педаль газа.

Номер «01—01 БББ» отлично себя оправдывал. Эдуард с Виолеттой выехали из ночного Баку, и никто не пытался их остановить.

Теперь он гнал милицейскую «Волгу» со специальным номером по пустынному шоссе, не боясь ни постов, ни гаишных засад, которых быть не могло, так как все в эту ночь были в Баку. А от сюрпризов должна была уберечь включённая на милицейской волне встроенная рация, но и она молчала.

Начинало светать. Нужно было остановиться и привести себя и жену в порядок.

Овсепян в знакомом месте свернул с трассы и через пару километров остановил машину на берегу небольшой горной речки, где он часто ловил форель. Река ничего не хотела знать о людском горе. Её быстрый поток шумно и весело струился на перекате между валунов, перескакивая через камни с басистым журчанием, словно болтая с ними. Эдуарду почудилось, будто река говорит с ним – о счастливой жизни, о новом наступающем утре, поднимающемся из-за гор солнце.

– Почему о жизни? Ты разве не знаешь, что пришла смерть?

– Не может быть, не может быть! Так не бывает! Посмотри на меня, как весело я живу!

– Посмотри на мои руки и кровь моих детей и врагов, которую ты с них смываешь!

– Нет-нет! Это ты посмотри, как через пять минут на перекат выйдет порезвиться форель! Ты же рыбак? Я тебя помню!

Он тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение, но голос всё равно слышался отчётливо. Это очнулась Виолетта и звала его.

– Иду-иду, любимая! – Эдуард, не выпуская из рук автомат, поспешил к ней от реки.

А за его спиной, действительно, начинался новый чудесный день. Красавица-форель уже вышла на перекат насладиться восходом в это прекрасное, пока ещё прохладное утро. Через пару часов яркое солнце прогреет горный воздух и загонит рыбу в омут, в тень больших подводных камней, откуда можно будет поохотиться за отогревшимися насекомыми. Пока же форель резвилась, выпрыгивая из воды просто так, от предвкушения очередного хорошего дня. Рыбы было много. Она плюхалась то там, то здесь, беззаботно веселясь, будто нарочно желая обдать людей брызгами и поделиться с ними радостью жизни. Стремительное течение на пару секунд подхватывало серебристое тело, будто желая шмякнуть его со всей силы о камень. Но юркая рыбка отдавалась течению только на мгновение, чтобы прокатиться на нём метр-другой, как на аттракционе, и снова занять боевую позицию под камнем в ожидании очередной вкусной жертвы с крылышками!

Когда Эдуард вернулся к реке, ведя под руки Виолетту, рыба всё так же прыгала, оставляя круги на воде, которые вытягивались в длинную ребристую полоску, а потом разрывались быстрым течением.

Он, заядлый рыбак, разрыдался до слёз, понимая, что никогда не сможет вернуться к этой красоте, к своему любимому увлечению – ловле горной форели. И… никогда уже не поделится со своими любимыми сыновьями волнительным ощущением натянутой как струна лески и трепещущей на ней от страха, невидимой в глубине чьей-то жизни, мечущейся в разные стороны в последней попытке спастись. Слёзы заливали лицо много повидавшего в жизни мента. Рыдания, которые он давил в горле, душили его и не давали дышать.

«Нужно взять себя в руки и спасти хотя бы жену и память о…» И взрослый мужчина в слезах и рыданиях упал на каменистый берег. Вечная, неумирающая река слизывала своим потоком, словно языком, кровь с его рук, будто пытаясь попробовать на вкус неизвестную ей смерть!