Владислав Лебедько - Евангелие от Агасфера

Сделавши несколько зарисовок из времен невротической юности Федора Михалыча, автор тщит себя надеждой, что читатель к сему моменту составил уже достаточно ясное представление о том, что за фрукт шествует по вечернему Вильнюсу октябрьским вечером две тысячи девятнадцатого года от Рождества Христова. Тем временем наш Дядя Фёдор продвинулся уже к повороту на улицу Гялю в надежде развеять тугие думы бутылочкой Chianti в одном из ресторанчиков на упомянутом выше многолюдном бульваре Старого Города.

Погоды для середины октября в Вильнюсе стояли достаточно прохладные, да еще и мелкий дождик моросил. Наталье приспичило посмотреть Ригу. Пришлось безропотно тащиться на Автовокзал и брать билеты на завтра. Сам Фёдор Михалыч в Ригу ехать положительно не хотел, благо бывал там по два-три раза в год по командировочным делам, и тамошними красотами налюбовался досыта. Он и в Вильнюс-то не рвался, но, опять же – жена затащила к теще на день рождения.

Наташка была особой во всех отношениях инициативной. В свои сорок восемь она вошла в самый охочий к жизни возраст, хотя и до этого аскетизмом не страдала. Будучи женщиной весьма аппетитных форм, она частенько, как подмечал Фёдор, притягивала мужские взгляды. Да, пожалуй, и не только взгляды. Начавшиеся еще в первые годы после свадьбы ее вечерние визиты к «подруге» (подруга-то как раз и спалила ее, невзначай, позвонив пару раз во время этих самых визитов), продолжались периодически и по сей день. После них Наташка обыкновенно являлась не только слегка навеселе, но и с характерным счастливым блеском в глазах.

Немудрено было догадаться, что любовников за двадцать пять лет семейной жизни она сменила, примерно, как муж пар носков. Однако и к нему жена была весьма в этом плане требовательна. Но вялость характера и тела никак не способствуют увеличению тестостерона. Примерно раз в две-три недели Наташка таки добивалась от мужа выполнения супружеского долга, но не более. Как там у Пушкина: «Унылый муж своею старой лейкой в час утренний не орошал её». О ее же шалостях Фёдор Михалыч предпочитал не думать – так было спокойней. Как писал один замечательный знакомый ему поэт:

«Прожив с женой бок о бок лет двенадцать,

с женою редко, собственно, живешь…»

Дядя Фёдор наловчился избегать домогательств жены – она не выносила запах перегара, поэтому бутылочка винца после работы была залогом сна в отдельной комнате. Со школьных времен он являл себя послушным малым, а редкие протесты выражались лишь в ворчании себе под нос или в незатейливых придумках типа прийти домой слегка под шафе. Тут налицо явный мазохизм: если сам процесс употребления алкоголя в обстановке уютного заведения приносил некоторое удовлетворение и способствовал мечтательным раздумьям, то накатывающаяся спустя полтора-два часа после возлияния головная боль превращалась в плату за избегание близости. Изредка Наталья всё же возбуждала в муже-паршивце плотские желания, но любви за ними никогда не было. Покорно дал он ей женить себя, а нелюбовью платил (заметим – себе же в убыток), возможно неосознанно, за злополучное оскорбление на школьном выпускном вечере. Живя в Питере, Фёдор Михалыч несколько раз влюблялся в ярких женщин, как правило, коллег по работе, а пару раз и в студенток (служил он до эмиграции в Чехию, доцентом в Политехническом Университете), но дело дальше фантазий, за единственным исключением, да и то, весьма неуклюжем, не шло.

И вот уже вырисовывается характерный сюжет о мрачном депрессивном сорокавосьмилетнем мальчике, который, по законам жанра, должен повстречать прекрасную незнакомку, пройти дюжину испытаний, и под конец романа предстать преображенным мужчиной, прошедшим подобно «Степному волку» Гарри Галлеру через ад своего нутра и готовым к подвигам и свершениям. Или, опять же, никак не минуя женщину, найти мудрого наставника, вбрасывающего на путь индивидуации, как то случилось с Николасом Эрфе в фаулзовском «Волхве» – таковое Делание отражено еще в алхимических манускриптах, а в двадцатом веке его прописал доктор – Юнг К.Г.). Читатель в этом месте может с досадою вздохнуть – все тот же избитый сюжет Фауста, адаптированный к современности? Знаем, читали! Ну а что поделать? Гениальный Хорхе Луис Борхес в одном из своих рассказов размером в пару абзацев, заметил, что сюжетов в этой юдоли скорби, сиречь в земном существовании – всего четыре, и все они были изображены еще Гомером, остальная литература – лишь различные вариации на тему. О, не спеши, ты, читающий сии строки, с преждевременными выводами и прогнозами! Допустим, что Федору не избежать фаустовской трансформации: встретит он и путеводную женщину и мудрого учителя, пройдёт горнило преобразующих приключений, возмужает на пути преодоления препятствий, открывая попутно себе и всем нам свою Тень, Аниму и Самость… Но, во-первых, сами вариации индивидуационного сюжета в наше время уж очень небезынтересны, а, во-вторых, вся эта свистопляска превращения мальчика-сопляка в мужчину и Человека в нашем случае явится лишь фоном, на котором будет раскрываться совершенно уже неожиданная история…