Александра Птухина - Замысел и промысел, или Кто не играет в кости. Часть 1

Молодой человек встряхнул кудрями, нацепил на клубнеобразный нос очки, взялся за лист пергамента и продекламировал:

– Прекрасна ты, как летней ночи дуновенье,

Ты манишь за собой, лишаешь сна.

Ты, словно райской птицы пенье.

Красива, также, как она.

«Ну что ж, первый катерн вполне удался. Вот только последние две строки… Получается, что она похожа на птицу (или на её пение?). Интересно, а как выглядят райские птицы? Надо бы спросить у магистра теологии Диктума. Надеюсь, смотрятся они пристойно. А что, если эти пернатые слишком яркие? Ведь такая их оплошность не будет приличествовать даме сердца».

Молодой человек снял очки и потёр глаза. Тем временем муха на подоконнике уже успела очухаться и теперь с упорством одержимого билась о стекло.

«Вот любопытно, – подумал юноша, – Неужели это создание и в самом деле не понимает, что перед ней стекло? Ведь не может же небо быть таким зелёным! Надо бы понаблюдать, будет ли она врезаться в жёлтый или красный ромб».

Спустя четверть часа изысканий молодой человек абсолютно убедился в том, что цвет стекла не имеет для насекомого принципиального значения и теперь размышлял о том, различают ли они цвета в принципе. Потом его мысли перекинулись на щель и были заняты примерными подсчётами того, сколько времени понадобится упорной твари, чтобы изменить траекторию своего взлёта и наконец-таки, покинуть комнату.

Прошла ещё четверть часа. Когда настойчивое насекомое всё же смогло выбраться на свободу, юноша снова нацепил очки и склонился над пергаментом.

Твой голос – тихой арфы перезвон,

Твоя прельщает милая натура.

Ты слёз моих неслышный стон

............................................

Четвёртая строка никак не давалась. Проблема была в рифме. Единственное, что приходило на ум к слову натура – это структура, фурнитура, архитектура и какая-то дурацкая акупунктура … (И откуда только это слово вылезло?) Было, конечно, ещё одно, гораздо более короткое и идеально ложащееся в размер слово но… оно абсолютно не ложилось в канву сонета и в любовной лирики вообще.

– Всё! Хватит! Довольно с меня!

* * *

Университетская библиотека располагалась в полуподвальном помещении. Серые грубо отёсанные стены, вечно спёртый воздух и холод, никак не связанный со временем года. По всей видимости, задумкой архитектора предполагалось, что всё это должно было внушать студентам столь сильную тягу к знаниям, что перед ней риск подхватить воспаление лёгких не казался бы серьёзной помехой.

Юноша остановился возле пустующей (как, впрочем, обычно!) стойки и позвонил в колокольчик. Ответа не последовало. Спустя несколько минут молодой человек позвонил снова. Где-то вдалеке, за бесконечными стеллажами послышалось размеренное шарканье, которое, надо отметить, очень скоро стихло. И вот, когда колокольчик в очередной раз оказался в руках юноши, перед ним неизвестно откуда выросла тучная фигура, обтянутая серым камзолом. Дополняли портрет три подбородка, монокль и поблёскивающая в отблесках свечей лысина.

– А! Уважаемый Тутуриний! Очень рад, что вы всё-таки появились, – попытался съязвить юноша. – Я думал, вы меня не слышите и…

– Не надо так нервничать, магистр Щековских, – слова изливались из уст заведующего университетской библиотеки, словно мёд из кувшина. Также тягуче и приторно неспешно. – Я прекрасно слышал вас и в первый раз.

– Многоуважаемый Тутуриний, я бы хотел, чтобы вы…

– Современная молодёжь постоянно куда-то торопится. И если бы речь шла о студентах, то оно ещё куда ни шло, но вы же магистр, господин Майнстрем… А раз уж, волею судеб, вы магистр, то, полагаю вам следует…

– Господин Тутуриний, пожалуйста, принесите мне…

– …То, по моему скромному мнению, вам следует быть более степенным. Что позволено Юпитеру – не позволено быку. Вы же помните это изречение? Ведь помните? Вы же успели закончить свой курс, прежде чем стали магистром и заведующим кафедрой? Поправьте, если я ошибаюсь, но…

– Вы не ошибаетесь, господин Тутуриний, – юноша закатил глаза в бессильном негодовании. – Я вообще-то понимал эту фразу несколько иначе, – молодой человек покраснел. – Однако сейчас я…

– Конечно-конечно, всякий волен вести себя так, как ему заблагорассудится, но…

– Но, господин Тутуриний… – сделал очередную попытку Майнстрем.

– …Но согласитесь, если уж и уважаемые магистры, этот оплот благочестия и здравого смысла, эти светила разума и науки, будут вести себя, подобным образом, то чего же мы можем требовать от обычных студентов…