Лидия Бормотова - Бездна

Она вернулась воодушевлённая, улыбающаяся.

– Что? – встретил её вопросом Колян. – Поклонник звонил?

– Отец. Его посылают на симпозиум ориенталистов в Москву. Он так хотел туда поехать…

– Ориенталисты – это что за птицы? – допытывался «султан», прихлёбывая из чашки и шаря глазами по остаткам угощения – сытные бутерброды в него уже не лезли, конфеты – сладкое скоро из ушей попрёт, ага, вот – подхватил кисточку красной смородины и, картинно запрокинув голову, уронил её в открытый рот.

– Специалисты по восточной культуре. Папа и докторскую защищал по колониальной политике на Востоке.

– Опа! – разухарившемуся художнику хватило скудной информации, чтобы сделать вывод: – Эти штучки с многожёнством падишахов заразительны. Держись, заведёт себе профессор гарем. Куда тогда денешься?

Инна только рукой махнула:

– Исключено.

– Не скажи, – вошёл во вкус словоблудия Колян. – Эх, мне что ли, как Верещагину, отправиться в путешествие по странам восходящего солнца. Буду увековечивать на полотне экзотику мусульманских обычаев. Вот станешь моей женой – возьму с собой.

Инна фыркнула от такой перспективы:

– Кисточку тебе держать?

– Хм… – художнику был по душе вариант пятой жены. О нём же, по-видимому, подумал и Артём, ибо он резко стёр улыбку и с лицом, ничего хорошего не сулящим приятелю, повернулся к нему:

– Слушай, ты!

– Да шучу я, шучу! – поднял руки Колян, хохоча и признавая своё поражение.

Выпили ещё чаю, поболтали о том о сём, и гости собрались уходить.

– Если что – звони, – уже на пороге сказал-приказал Артём Инне. – У тебя ведь есть мой телефон? – девушка кивнула, ничего не сказав, но её опущенные ресницы подсказали ему, что она не осмелится второй раз перед ним позориться, будет сама барахтаться, свалившись в омут, пока не утонет. И тогда он добавил, сделав уступку: – Или Стаське.

– Хорошо, – с готовностью откликнулась та. Ну да, к подруге обратиться легче, обходя его. Хорошо, когда есть палочка-выручалочка. Только вот никаких узелков напрямую между ними никак не завязывалось. Вроде рядом она, но всегда за чьей-то спиной: отца, Стаськи или компании, как сейчас… а между ними – пропасть.

***

Пришло время наведаться к Серову.

Артём стоял у памятника Пушкину, оговоренному месту встречи с Коляном, и ждал. Случайно ли он назначил встречу именно здесь? Как-то само вырвалось. Впрочем, его выбор приятелю не показался странным или подозрительным, хотя на площади Ленина было бы удобнее: там все автобусы останавливаются. Но так уж сложилось за долгие годы, что Пушкинская аллея стала признанным местом свиданий. Даже если забыл, где назначен сбор, смело иди сюда – не ошибёшься. И никаких тебе подозрений, что в двух шагах за домами живёт кто-то, притягивающий к себе магнитом.

Колян запаздывал. Но это совсем не беспокоило Артёма. В Зелёном посёлке их не ждали к определённому часу, да и сам он пришёл пораньше, к тому времени, когда студенты после занятий возвращаются домой. Он приходил сюда каждый день, чтобы из-за памятника увидеть хрупкую девушку с белокурым хвостиком на затылке, следующую одним и тем же маршрутом.

Он стоял уже минут двадцать. На него стали обращать внимание завсегдатаи проспекта. Две пожилые женщины на лавочке, глядя в его сторону, перешёптывались и кивали друг другу, подростки на скейт-бордах, носящиеся из конца в конец, уже делали ему ручкой со смешками. А тут ещё готы, расположившиеся живописной группкой прямо на траве под деревьями (вернее, на доске, брошенной на траву), начали коситься и подхохатывать.

Но последней каплей стал какой-то мужик нетрезвого и потрёпанного вида. Он остановился напротив шагах в пяти, закурил и с досадой высказался:

– Зря ждёшь, паря. Не пришла и хрен с ней! Не роняй лица, уходи! Будет знать, вертихвостка, как нашего брата того… динамить!

Артём выругался про себя и, отвернувшись от доброжелателя, пошёл вдоль аллеи. В самом деле, лучше прогуляться, чтоб не мозолить глаза публике.

Впрочем, совсем уходить он не собирался, как и менять свои планы.

***

А Колян летел, как угорелый, предчувствуя, какой нагоняй ждёт его от Артёма. Он успел устроиться на работу, хотя в городе не так легко было найти то, что его бы устраивало. Родители не попрекали единственного сыночка, бросившего колледж и возомнившего себя художником, и согласны были содержать его и дальше. Но совесть не позволяла сидеть у них на шее. Пиццерия как нельзя лучше подходила парню, которому позарез требовалось свободное время и ежедневные карманные деньги. Разнёс заказы, получил гро́ши (платили сразу по окончании смены) – и сам себе хозяин. Правда, если бы он был единственным разносчиком, свобода могла бы только сниться. К счастью, удалось договориться с напарником и поделить рабочий день пополам, тот предпочитал работать после обеда. Сегодня, как на зло, пришлось мотаться в разные концы города, и со временем он немного не подрассчитал. Потом надо было бежать домой переодеваться. Не явишься же к Серову абы в чём! У него для этого случая было приготовлено всё парадное: чёрные брюки с серебристой искрой (джинса – это не серьёзно!), фирменная белая рубашка и лаковые остроносые штиблеты. Почти как у Альберта. Уж этот-то аристократ знал, что следует носить.