Борис Калашников - Кот Кирилл и смартфон

– В людских болезнях аптекари и доктора ни бельмеса не смыслят, – втолковывал псам старик, перекладывая помытые корни из таза в ведро для полоскания, – вот, к примеру, это что? – Он поднёс к носу Цикория мокрый клубень.

Пёс осторожно обнюхал, и вежливо отстранился.

– Вот, не знаешь. А это ятрышник – дикая орхидея, кавказский женьшень, ещё называют, но женьшень по сравнению с ним – пустое место, мура на постном масле. Вот, ты, Шалфей, к примеру, знаешь, сколько в нашем городе проживает людей? Эх, глупая твоя башка, ни черта не знаешь. А проживает, включая беспомощных младенцев и древних пенсионеров, двадцать тысяч семьсот пятьдесят два человека.

Шалфей гавкнул, как бы показывая, что его эта статистика поразила, а Цикорий даже легонько подвыл.

– А знаете ли вы, собаки, – продолжал Епифан, потрясая в воздухе мокрым указательным пальцем, – что перед городским начальством поставлена задача за десять лет нарастить людское поголовье на две тысячи? Не знаете? Может быть, вам это и не надо знать, потому что вы собаки, а не люди. А я просчитал, если всех горожан пять лет подряд кормить клубнями дикой орхидеи, то численность вырастет втрое. То есть, за пять лет, там, где жил один человек, появится три. И кто это сделает? Ни аптекари, ни врачи, а я народный целитель Епифан Скорнягин. А ты говоришь, – обернулся старик к Шалфею, – разные там парацетамолы, валидолы, корвалолы и прочее, молчал бы лучше с ними.

«Я и так молчу», – подумал Шалфей и зевнул.

А Епифана понесло. Он показал собакам мешочек с семенами ятрышника, и поведал, что замыслил разбить на участке плантацию. Псов проект нисколько не удивил. Уже были планы избавления горожан от ангины, для чего поле за домом освобождалось под посадку шалфея, затем Епифан, захваченный идеей улучшить пищеварение у всех поголовно городских жителей, охладел к шалфею и засадил поле цикорием. О провалившихся проектах напоминали имена псов, да разбросанные по полю, заросшему одуванчиками и пыреем, редкие сиреневые пирамидки цветущего шалфея, выгоревшие на солнце венчики цикория.

Епифан с гордостью поднял над головой серый полотняный мешочек с семенами.

– К лету вскопаю участок и разобью плантацию. В этом мешке – целое состояние! Вы, должны хранить его дённо и нощно, а не то… – Епифан погрозил собакам пальцем.

В этот момент из прорехи в мешочной ткани брызнула струйка крупинок.

– О, что это?! Дырочка! А вчера не было! Неужто мыши?! Только дай им волю, всё сгрызут! Так, Цикорий, Шалфей, раздобудьте мне кота! Где взять?! Не знаю и знать не хочу! Найдите и приведите! Даром я вас кормить не обязан.

– Зачем нам кот? – Сказал Цикорий, когда Епифан ушёл.

– Да, я слышал, собакам с котами жить рядом невыносимо, – поддержал его Шалфей, – так и жди в любую минуту какой-нибудь кошачьей подлости. Потянем время, может, старик передумает и откажется от глупой затеи.

Когда ласковое весеннее солнышко согрело землю, и установились погожие дни, папа сказал:

– Кирилл уже не ребёнок, пора ему оставить охоту за бумажными мышами и познавать реальный мир.

– Как это ты себе представляешь? – Поинтересовалась мама.

– Надо выводить его, хотя бы на детскую площадку.

Соня причесала питомца, повязала на шею атласный голубой бант, Кирилл, догадавшись, что готовится нечто необычное и очень серьёзное, разволновался.

– Не трусь, мой хороший, – успокаивала девочка, прижимая кота к груди, – мы пойдём гулять вместе с мамой, и ничего плохого не случится.

В первый момент, как сошли с крылечка, кот прижал уши, округлил глаза и затих, что позволило без хлопот выйти за калитку и дойти с ним до детской площадки. Тут маму окликнула соседка, и они остановились поболтать.

На небе блестело солнышко. Пели птички, пахло молодой листвой и травкой. Всё было мирно и спокойно, но, как оказалось, это было всего лишь затишьем перед бурей.

На площадке настроение Кирилла вдруг резко изменилось. Он громко замяукал и стал яростно вырываться. Соня в ответ сильнее сжала бьющееся кошачье тело.

– Кирюша, Кирюша, – уговаривала она, – успокойся!

Но кот уже ничего не слышал, пытаясь высвободиться и непременно взобраться девочке на голову, чтобы быть, как можно дальше, от непонятной и потому страшной земли.

– Соня! – Закричала перепуганная мама. – Он тебе глаза выдерет, брось его!

Кирилл успокоился лишь тогда, когда оказался на винтовой лесенке детской горки. Глядя на разорванное платьице и исцарапанные руки, девочка заплакала.