– Когда это случилось? – спросил он у Холлиса. Мосс пребывал в аффекте и в качестве информатора был бесполезен.
– Несколько минут как.
– Что говорит Центр?
– Какой ещё Центр, Стоун? – устало ответил Холлис. Словно вопрос был риторический.
– Центр Управления Полётами, – терпеливо пояснил Стоун.
Холлис усмехнулся и показал рукой куда-то. Стоун проследил за направлением и сообразил. Там где должны были быть огни ночных Хьюстона и Галвестона были огни пожарищ. Ну конечно же, дошло до Стоуна. Центр не правительственный бункер. Его уже нет. Как, вероятно, нет центра и во Флориде. И теперь некому управлять этой махиной, некому отслеживать орбиту и корректировать курс. Отныне они будут болтаться здесь сами по себе – сомнительно, что за ними пришлют буксир.
«Всё, забудь, вы скоро сойдёте с орбиты и плюхнетесь в огонь, поджаритесь словно зефирки в костре у бойскаутов в Алабаме», – сказал Стоун сам себе. – «И никто тебе больше не пожелает счастливого Рождества».
И вновь Стоун подивился своему цинизму. Никогда не думал, что он такой. Видимо, всё проявляется в таких нестандартных обстоятельствах. Почему-то всё самое скверное и плохое. В детстве, играя с соседскими ребятами в «войну», Стоун всегда был героем – вёл атаку, спасал «раненых», принимал «огонь» на себя. Да, кем-кем, но трусом он не был. Как не был и холодным циником.
«Но это было там, внизу, давно. Там и думать-то было некогда, да и незачем. Я просто делал. Как считал нужным. Какие в детстве все хорошие…»
Некоторые такими и остаются. До самого конца.
«Ага, это не про меня, видимо, не остался. Или никогда и не был. Был героем лишь в играх», – Стоун никак не мог отделаться от этой мысли. – «Да нет же, был… Кто спас Доэрти из горящего авто, рискуя своей шкурой? Я ведь мог быть… нет – я был самопожертвенным. Я был молод… Слишком уж я изменился. Когда только успел?»
Этого ведь и не заметить. Вот ты жизнерадостный юноша с дипломом, полный надежд на будущее. И какое будущее! Исключительное. По-настоящему удивительное. Вот ты уже суровый астронавт, бороздящий ближний космос. А вот – нелюдимый космический волк-одиночка с кучей шрамов на сердце. Такие метаморфозы, а пролетело – казалось бы – лишь десять лет. Как бы повернуть всё вспять…
Ещё пара вспышек – и Остин стёрт из бытия, словно и не было его никогда.
Иногда нужно не думать, а действовать.
«Мы все потрясены. Но нужно что-то предпринять. Мы не можем просто безучастно смотреть на… это», – Стоун ещё не придумал подходящего названия… этому. Впрочем, почему бы не Третья Мировая?
Стоун взял Холлиса за плечи и повернул к себе лицом.
– Кто? – только и спросил он.
Но с таким нажимом и яростью, что и сам почувствовал в себе силы одним лишь грозным взглядом испепелить обидчика. Это птица? Это самолёт? Нет, это Супер-Стоун!
Холлис пожал плечами, скидывая руки Стоуна.
– Палмер выясняет, он в «Клэрити» [6] Clarity – «ясность, определённость»
у терминалов. Если не все серверы на поверхности накрылись из-за ЭМИ [7] ЭМИ – электромагнитный импульс, одно из следствий ядерных взрывов. Выводит из строя электрооборудование и линии связи
, может и узнаем…
– Что со связью?
Холлис вынул смартфон.
– Ни связи, ни сети, – констатировал он. Как прогноз погоды. Всё по нулям. Улучшения не предвидится.
Стоун вынул свой аппарат. То же самое. Ну и зачем он теперь нужен, ничем не лучше кирпича. Он со злостью запустил новоявленный кирпич в стену отсека.
– Где рация? – снова насел на Холлиса Стоун. – Мы должны связаться с нашими…
Ага, вот ещё что. Вот оно. Нашими.
Всё, всё с чем они начинали научные программы, все благие намерения – лишь красивые слова, обёртка, прикрытие, лицемерная пустышка. И всегда так было. Международная Космическая Станция. Сотрудничество. Товарищество. Дружба. Как же. Астронавты NASA и тайконавты КНР не упускали случая зажать отчёты экспериментов и подсидеть друг друга. Это было словно отражение грязной политики на Земле. Не самая радужная атмосфера для пусть и большого, но всё же замкнутого пространства.
И теперь первым делом Стоун подумал о своих соотечественниках. Не о коллегах по станции вообще, а о коллегах-американцах. И о Холлисе, конечно же. Он – самый лучший друг во всей Системе.
Так что же это? Остатки шовинизма, скопившиеся где-то глубоко внутри и вылившиеся, словно желчь, отравляя всё хорошее вокруг, вместе с цинизмом? Пожалуй, что так.
Сотрудничество. Товарищество. Дружба. Ага, как же, как же. Ничего не изменилось в этом плане. А теперь уж и подавно не изменится. Не. Дудки.
Читать дальше