Даха Тараторина - Кривая дорога

Бабы довольно захмыкали.

– Самые нежные…

Согласно закивали.

– Самые разумные и добрые…

– Правду молвит, чего это мы?

– Ну так, может, повечерять бы чего лучше сготовили? – забросил наживку изворотливый мужик, – а я бы с Агнией поговорил. Может, и купцов каких заманим, сменяем вам безделушку-другую.

И закончился бабий бунт, так и не начавшись, продались заступницы за новые серьги.

Я с силой провела руками по лицу, втайне радуясь, что возмутительницы спокойствия разбежались доставать чугунки да топить печь, ловко увернулась от протянутой стопки тарелок – расставь, дескать, – и завернула оглобли 39 39 Завернуть оглобли – ретироваться, спрятаться, отступить. , пока народ снова не разойдётся.

Серый, паскуда такая, мирно сопел, свернувшись калачиком, в единственной комнате, куда я не додумалась заглянуть, – в нашей.

Притворив дверь, я остро почувствовала, до чего же холодно там, снаружи, в темнеющем с каждым мигом вечере, без мужа. Подошла на цыпочках, прибрала спутавшиеся белёсые пряди со спокойного светлого лица. Серый улыбнулся, как ребёнок, поймал сквозь сон ладонь, прижал к губам да так и замер. Никому его не отдам.

– Ты спишь?

– Угу.

– Ты крепко спишь?

– Угу.

– Тогда просыпайся.

– М-м-м…

– Люба мой, вставай.

– Лучше ты ложись, – Серый цапнул меня за пояс, повалил на кровать и устроил подбородок на животе.

Я вдохнула терпкое тепло. Когда-то, очень давно, я оставила ради него дом и семью. Теперь его черёд платить тем же.

– Поднимайся. Нам пора.

– Неа. Ни за что, – суженый зарылся носом в мой старенький сарафан, спрятал хитрые глаза, – я сегодня уже набегался. Теперь только спать.

– Это ж где ты, интересно, набегался? Весь день тебя ищу!

– С Данко, – пробормотал муж. И не поймёшь, то ли вина в голосе, то ли просто сонный, – охотились. Хороший мужик оказался.

Ну конечно! Не так уж далеки оказались сплетницы от истины: не полюбовницу себе сокол мой нашёл, а друга закадычного. С женой-то зайцев гонять, небось, не так весело. Я грубо скинула Серого и встала сама.

– Мы уходим.

– Куда это? – опешил он.

– Мы совсем уходим. Хватай пожитки.

Ну теперь-то проснулся!

– Фрось, шутишь, никак?

– Вот ещё!

Я зацепила дорожную суму, закинула в неё разбросанные по комнате вещи. Чуть подумав, добавила местное добротное одеяло – нам оно куда как нужнее.

– Ладушка, что случилось? Кто тебя обидел?

– Меня? Меня поди обидь! Порву ж!

– Порвёшь, – грустно кивнул муж.

Я отложила сборы, присела рядом. Будем считать, что на дорожку:

– Ты мне доверяешь?

Серый помедлил чуть дольше, чем следовало бы:

– Конечно.

– Тогда идём. Это место отберёт тебя у меня. Мне не нужна стая. Ты у меня есть, и этого достаточно.

Серый вскинул обиженные глаза:

– А мне?

– Что?

– Ты не подумала, что стая может быть нужна мне? Я был воспитан так, рождён в семье. Я не могу оставить их, как только нашёл! Здесь моя мать!

Я холодно оттолкнула порывавшегося обнять мужа:

– Когда я ради тебя бросила свою семью, не сказала и слова.

– Это другое…

– Почему же?

– Я думал, они мертвы!

– А я не знаю, живы ли мои сейчас!

Серый презрительно фыркнул:

– Чего им сделается? Живут как жили.

Как же сладко звучала пощёчина, что я отвесила утром Агнии! Повторить бы.

– Когда-то очень давно я выбрала мужа вместо родных. Теперь решать придётся тебе.

Серый подскочил, скидывая сумку на пол, зло пнул её, отправляя в угол.

– Я не собираюсь выбирать! У меня есть жена, а теперь я ещё и семью обрёл. И я не отпущу ни то, ни другое!

Я медленно встала, изо всех сил жалея, что не окажусь с ним одного роста, даже если привстану на цыпочки, уверенно смотрела в напуганные глаза, пока муж не отвернулся, и тогда спросила:

– А ты уверен, что у тебя всё ещё есть жена?

Серый вышел из комнаты первым, впервые не придержав для меня дверь.

Утром землю окончательно сковало льдом.

Холодное рассветное солнце, как раздувшийся утопленник, плавало в слоистых облаках. Я смотрела на хвост петляющей между лесистыми холмами дорожки и всё не решалась сделать первый шаг. За плечами – приоткрытые ворота ставшего ненавистным селения; впереди… А что впереди? Страшно.

Час-другой я вчера посидела в комнате с возмущённым видом: ну как Серый одумается, поостынет и придёт извиняться? Не пришёл. Поплакала, как заведено, поругалась, на него и на себя, сумку разобрала и сложила наново. К утру твёрдо решила, что уйду. Хочет муж – пусть догоняет, ищет, винится; нет – нехай катится на все четыре стороны. Я снова всхлипнула. Оглянулась. Серого рядом не было.