Елена Свиридова - Легенда Арагона

Особенно обращают на себя внимание красочные растения, изображённые с такой точностью и мастерством, что по расположению и форме листьев, по цвету венчиков их цветов знающему человеку можно без труда узнать жёлтые кисти барбарисов, тёмно-фиолетовые, будто с восковым налётом, оливки; низкие деревца – розы рододендрона; травянистые ветви светло-лилового тимьяна; голубоватые листья тамариска; густо опушённые ветки белого розмарина; карликовые пальмы химеропс; колючие заросли низкорослой гариги на каменистом склоне холма; причудливые лохмотья лиловой коры могучих эвкалиптов; стройные кипарисы со сплющенными, будто засушенными, узорчатыми веточками…

Среди этой вечнозелёной роскоши лакомится ярко-оранжевым апельсином узконосый макак; отдыхают царственные лев и львица; выглядывает из зарослей самшита зеленоглазый тигр; грызёт орехи длиннохвостая виверра, похожая на пятнистую куницу; клюют крупный виноград райские птицы, чьи хвосты-лиры, отростки на крыльях и пышные хохолки вмещают всю гамму радужных оттенков, невообразимые сочетания броского и мягкого тонов; их тельца, маленькие и подвижные, будто застыли всего на одно мгновение…

– А каковы бабочки! – шепчет непонятно кому донья Мерседес.

И в эту минуту лишь один граф де Ла Роса замечает, что в двери заглядывает сама мастерица вышивки.

Маура хотела поинтересоваться, скоро ли начнётся обед, чтобы сообщить об этом сеньорите, и весьма удивилась, увидев, что все гости столпились у одной из её работ. Когда накануне вечером дон Эрнесто распорядился разместить картины в зале, она в глубине души была против этого: как истинно талантливый художник Маура хотела, чтобы её творчество вызывало восхищение, как это было со всеми обитателями замка Ла Роса; а вот гости, по её мнению, либо не обратят на вышивки никакого внимания, либо отнесутся к ним с презрением, когда узнают, что здесь приложила руку простая горничная…

Но сейчас дон Эрнесто настойчиво звал её, прося немедленно подойти, и Маура не могла ослушаться.

– Сеньоры! – в полной тишине раздался голос графа, возвращая присутствующих из волшебного путешествия в реальный мир. – Я хочу представить вам девушку, чьё искусство так тронуло наши с вами души. Её зовут Маура, она горничная моей дочери.

Девушка смотрела в лица людей, которых увидела впервые всего несколько часов назад и пыталась угадать их реакцию на слова графа де Ла Роса. Рафаэль Эрнесто подбадривающе подмигнул ей.

И вдруг молодая сеньора по имени Мерседес начала… аплодировать. Она без всякого притворства, с улыбкой восхищения хлопала в свои розовые ладоши… Её примеру последовали остальные, все, кроме нарумяненной старухи…

Вспыхнув, Маура поспешно опустила глаза-миндалины и даже наполовину прикрыла лицо кружевной шалью. А скептический голос старухи произнёс:

– Этого не может быть!

Донья Еухения, глядя на графа исподлобья, всем своим видом требовала, чтобы ей сказали правду, а не морочили голову россказнями о талантах служанки.

– Признайтесь, граф, Вы разыгрываете нас.

– Ничуть, сеньора! – воскликнул дон Эрнесто, крепко держа за руку готовую убежать девушку. – Я согласен с вами, сеньоры, – обратился он уже ко всем остальным, – на первый взгляд, это невероятно. Но я охотно поясню. Дело в том, что Маура – не столько горничная, сколько подруга Алетеи Долорес. Вместе с моими детьми она обучилась грамоте и всем наукам, в которых преуспел я сам. Но особый интерес Маура проявляла ко всему, что касалось природы Испании. По описаниям в книгах она начала составлять цветные рисунки растений, животных, рыб, птиц, и не только арагонских, но и других, диковинных, о которых простые арагонцы, никогда не покидавшие свои дома, не имеют даже представления. А поскольку Маура с детства увлекалась вышивкой, то однажды в её голове родилась идея создания вот этих картин, и произошло это три года назад. Алетея Долорес тогда с восторгом показала мне эскизы Мауры, выполненные акварельными красками, и я распорядился обеспечить её всем необходимым для воплощения в реальность небывалого замысла – я давно знал, что эта девушка от рождения талантлива… В ту пору Мауре было тринадцать лет, сейчас ей почти шестнадцать. У неё всё новые и новые, грандиозные, замыслы. Не правда ли, дорогая? – обратился он к совершенно красной от стыда Мауре.

Она пролепетала что-то нечленораздельное и умоляюще подняла агатовые глаза на дона Эрнесто.

– Ну, ступай, ступай, – мягко проговорил он, отпуская её руку. – Скажи Алетее Долорес, чтобы спустилась к нам – столы уже накрыты.