Геннадий Горчаков - Юность Богов. Книга первая - Огненная Чаша

Добринка малая купалась в солнечных лучах, ощущая Света лучиком себя, и ей казалось – это Ра ей нежность посылал. Не отрывая глаз, на Солнышко она смотрела, нисколько не боясь ослепнуть, и, бывало, с ним подолгу говорила, а сама как Солнышко она была – такая ж круглощёкая и с капельками синих глаз – её частенько Лучиком так прямо называли. А Солнце-Pa нередко ей являлся в видениях ночных: то был огромный светлый Богатырь с широкой русой бородой и синими-пресиними глазами, в которых солнца два блистали, он ласковое что-то всегда ей говорил иль даже пел, но это забывалось, только радость в сердце оставалась; ещё, бывало, Ра на ладонь её себе садил и так носил среди Садов межзвёздных, среди Красы такой, что не хватало слов и даже чувств, чтоб выразить её, и там – в пространствах светлых – они внимали музыке высоких сфер, в которых лишь одна Любовь звучала и в искры превращалась Краса-ты.

Добрёнок тоже Солнышко любил не менее сестрёнки, и по ночам во снах оно ему являлось и в Деву часто превращалось, которая, блистая удивительной Красой, мечом драконов поражала, а то и за руку его брала и за собой вела по горным тропам, и до Светила рукой подать уж было, и там, в горах высоких, беседовала с ним о том, как Чёрного им победить Дракона, который всем грозил бедой, и дух его пылал мечтой всё Зло на Яви истребить и Краса-ту восстановить. Но кем была та Дева, что Солнца лик имела, Добрёнок знать не знал, но дед Добрей его рассказам бережно внимал и одобрительно кивал, а бабушка Добрина лишь по головке гладила его и говорила: «Поживём, увидим». Может, снами теми будущее прорывалось, спеша мальчонку подготовить к событиям лихим?

Добрёнок и Добринка всю ночь не спали: рассвета ждали, чтоб вместе с бабушкой и дедом на Холм скорее прибежать и всё самим там увидать. И когда считай что первыми на Красный Холм взлетели, то в ужасе немом застыли: Богов фигуры обгорелые стояли, и Чаши не было в руках у них…

Никто не знал, что дальше будет, что времени река к ним принесёт. Старейшины пытались через Навь и даже Правь узнать у Предков, что на Небесах пред воплощеньем новым отдыхали: они на что-то намекали, трёхслойно мысль позакрутив и в образы её таинственные обратив, – попробуй разберись, так это, или эдак, иль завтра будет, или грянет через тыщу лет, но ясно было, что-то будет: об этом Звёзды смутно говорили; всё чаще Явь сама тряслась от ярости подземного огня; гудели сами Небеса – в них мысли злобные летали, пространство заражали, сознание людей терзали то в снах, то наяву.

Добрей с Добриной в Царство Тёмное не раз летали, в Доброславии оставив плоть, и самолично наблюдали, как сила злобная растёт и Чёрная Страна буквально яростью клокочет на всё и вся: вот-вот она взорвётся и лавой чёрной потечёт – и прямо на Север и Восток, где люди проживали и бед ещё не знали. В центр самый Драконата Добрей с Добриной забирались – так Маракару Хозяин Яви называл, и мысли чёрные его читали и духом содрогались от злобных помыслов его: Хозяин Яви людей так яро ненавидел, что когда про них он слышал или видел, то в ярость приходил и чёрный огнь, и смрад он изрыгал из нескольких пастей своих. Однажды Добрей с Добриною посольство снарядили к Властителю планеты от мира человеков, чтоб по душам поговорить, но только чудом от злобной ярости его спаслись. И главное – им были непонятны причины ярости такой: никак драконам люди не мешали и жили сами по себе, но, выходит, тем мешали, что на Яви проживали…

Добрей с Добриной обшарили всю Маракару, которой не было конца – на Юг и Запад простиралася она, вулканами кипя, громами ярыми гремя, ветрами всё и вся снося, и Мрак всё гуще накрывал её. Всё глаз Старейшин Доброславов примечал и отмечал, но вывод должный не сделали они: ведь Чашу Враг украл, а можно было б это всё предвидеть и спрятать Чашу от Врага – да только вот куда? Глаз Чёрного Дракона всюду проникал, пространства он пронзал и мысли Доброславов, кажется, читал: многим виделось, как Чёрный Коготь сознанье их царапал и Ужас нагнетал, а потом злорадно хохотал – детей особенно он этим доставал.

Доброславы, глядя на своих Старейшин, молчали хмуро, не зная, что им думать, тем более сказать. Безмолствовало Солнце наверху, взбираясь выше, выше, чтоб разглядеть всё и понять: впервые сегодня доброславы не пели гимн ему, и тень тревоги серой над Долиной свои простёрла крылья и на них кружила, себе ища покоя. Одни лишь только Горы стояли ещё крепко, и Ветер, над толпою полетав, со вздохом к ним умчал. Тогда Добрей сказал: