Борис Юрьев - Во времена Николая III

В душный пригородный автовокзал, расположенный на окраине города Москвы, вошли двое мужчин в накрахмаленных снежно-белых рубашках и парадных черных костюмах. У Семена Михайловича, солидного двухметрового пожилого мужчины возраста далеко за шестьдесят, шагавшего с гордо поднятой головой, на носу поблескивали золотистые очки, из нагрудного кармашка выглядывал уголок кремового платочка с искристыми прожилками, а на голове сверкала вызывающая, неимоверная по окраске, рыже-красная шевелюра, выкрашенная явно не в парикмахерском салоне. После шокирующих публику волос, ботинки сорок пятого размера, предназначенные для туристических походов, уже не привлекали столь пристального внимания.

Его сопровождал Михаил Валерьянович, молодой человек спортивного телосложения, высотой шесть футов, в солнцезащитных очках. Вошедшие отличались от находящихся в зале людей, одетых по летней погоде, мужская половина которых предпочитала по погоде расстёгнутые рубашки с короткими рукавами, а женская – белые или цветастые платьица с босоножками на босу ногу. Войдя в современное здание, выполненное из железобетона и стекла, молодой человек пожелал снять модные очки, но, убедившись, что внутри помещения почти также светло, как и снаружи, только дотронулся пальцами до оправы и опустил руку вниз. Остановившись на мгновение, шеф и молодой человек огляделись и гуськом, выстроившись по росту, направились к билетным кассам.

Шумная компания, сидевшая на двух соседних скамейках у входа в автовокзал, не сговариваясь, поднялась и пошла навстречу вошедшим. Пожилой господин, не удостоив никого из присутствующих своим вниманием, сторонясь, обогнул выросшую впереди преграду и, не сбавляя скорости, целеустремленно продолжил путь заданным курсом. Один из бедолаг, возглавлявший компанию, обмахиваясь газетой, как веером, загородил дорогу шедшему сзади Михаилу, давая понять, что обойти его не представляется возможным. Толстяк с газетой, выпятив живот, на котором от натуги нижняя пуговица рубашки расстегнулась, и выглянуло голое тело, жизнерадостно улыбался.

– Мы вас давно ждем,– радостно заявил он, панибратски обращаясь к стоявшему перед ним незнакомцу:– Вы артист? – для полной убедительности, чтобы не ошибиться, он уточнил свой вопрос,– не правда ли?

Молодому человеку стало весело.

– Вас устроит ответ философский или необходимо заключение по существу? – спросил он, предоставляя слушателям право выбора и показывая всем своим видом, что не прочь поговорить с ними по душам.

Веселая компания, настроенная философски, отдала предпочтение первой части вопроса.

Поклонившись, молодой человек, чуть приподняв, развел руки в стороны, как птица перед полётом. Он представил себя возвратившимся в поместье барином, стоящим в окружении дворовыми людьми, внемлющими его умные речи.

– Весь мир играет,– загадочно улыбаясь, неторопливо сказал он,– жизнь-игра и все люди артисты. В какой-то степени вы не ошиблись, я артист. Мы, собственно, рождены, чтобы сыграть свою роль и уйти со стены, чтобы затем вновь возродиться. Сиюминутными поступками мы лепим свое будущее, в том числе и тело, и душу, и желания. Поэтому очень важно, что мы делаем и как поступаем в тот или иной момент.

Компания вежливо, не перебивая, выслушала монолог, затрагивающий интересную тему, не затрагивающую животрепещущего вопроса.

– Философский ответ нас вполне устраивает,– послышался бархатный голос толстяка.– Теперь, давайте перейдём к ответу по существу.

– Что ж, можно и по существу… Мы не обладаем жизнеописанием актеров, но можем дать фору любому артисту. Остап Бендер, в сравнении с моим шефом,– молодой человек движением головы указал в сторону пожилого господина, подходящего к билетным кассам,– выглядит мальчиком. Он в своих лучших, создаваемых экспромтом, образах не подражаем.

– П-о-о-оня-ятно,– протянул толстяк.– И всё же, кто вы?

– Пред вами сотрудники исследовательского института, один из которых является широко известным в узких кругах профессором, а я являюсь его аспирантом, подающим большие надежды.

Ответ не удовлетворил компанию, ожидавшую нечто иное.

– Не смеем вас больше задерживать,– разочарованно пропел толстяк и широким жестом руки показал аспиранту, что больше он никому не интересен и путь его свободен.