Николай Старинщиков - Леший

Человек в лодке поспешно выбросил в воду телефон и принялся быстро выбирать из воды веревку. Взрывом его едва не опрокинуло. Однако непредвиденное обстоятельство не лишило его рассудка. Он понимал: чем быстрее и дальше он будет от моста, тем лучше для его здоровья. У него уже загудел в руках мотор, но он опоздал, потому что пуля вошла ему в ухо. Возможно, она вышла через другое. Человек взмахнул руками и выпал за борт. Лодка тут же сбавила ход, продолжая медленно кружиться на одном месте. Пуля, выпущенная в ее сторону, довершила дело, вдребезги разбив один из цилиндров. Мотор больше не работал, лодка не кружилась. Она плыла вниз по течению. Где-нибудь внизу ее обязательно поймают.

Наверху, к краю моста, приблизилось сразу несколько человек и свесили головы. Люди посмотрели вниз и вновь отошли. Вереница сигнальных огней подошла к мосту и спряталась за его очертаниями. Наверняка президент разрежет сейчас ленту и что-нибудь скажет. Пусть говорит. И пусть режет. Под мостом, сколько бы я ни смотрел, было пусто.

Стоя на коленях, я поднял мешковину и повесил ее на один из кустов. Грузин все это время не сводил с нас глаз. Вскоре дребезжащая посудина ткнулась носом в косу.

– Чо с лодкой-то делать будем? – спросил он, указывая в сторону проплывающей мимо лодки. Но Иванов остудил его пыл.

– Ничего, – сказал он. – Мы к ней не имеем никакого отношения, так что пусть себе плывет по течению.

Мы осмотрели место наблюдения, сели в катер и направились в обратную сторону, вниз, мимо Северного. Шлюзовые ворота у берега оказались открытыми. Оттуда вышел «Коршун», плавно развернулся и тоже направился вниз.

– Куда это он разбежался? – подумал я.

Иванов косился в сторону теплохода.

– Надо бы посмотреть, куда он пойдет, – продолжил я.

Мы закурили, глядя, как удаляется от нас, отставая, маневровый теплоход «Коршун». По берегам тянулись все те же ели, пихты, редкие кедры. Местами выглядывал сухостой. Прибрежная полоса была полностью затянута мощным кустарником вперемешку с рухнувшими деревьями. В воде мокли их вершины. Пешком вдоль рек здесь не ходят – угаснешь от изнеможения на первом же километре. Западно-сибирская низменность, бывшее дно океана. Бескрайнее море тайги, бесчисленные ручьи и протоки.

– В Иштан! – крикнул Иванов Грузину.

Вскоре из-за речного изгиба показалась на глиняной горе все та же, ободранная чуть не до маковок, церковь с нелепым желтым крестом, торчащим из косогора. Мы вошли в расширенное русло ручья и остановились.

– Сбегай, Коля, – сказал Иванов, доставая из кармана банкноту.

– Я сам схожу, – остановил я Иванова и выпрыгнул на берег. – Заодно спрошу, как здоровье Марфы Степановны.

Продавщица была в добром здравии. Ее словно не брало время. Она по-прежнему не узнала меня. Возвратившись из магазина с пакетом, я сел на скамью у ручья.

– Налей мне стакан, – попросил я Грузина. Не отрываясь, я выпил водку, отломил кусок колбасы и принялся есть. Полковник не станет больше пить. Он будет есть. Он выпил за здоровье президента. Справившись с бутербродом и колбасой, я лег на скамью и уставился в небо. Вверху необычайно чисто. Лишь редкое белое облако набежит и тут же уходит своей дорогой. Иванов, стоя со стаканом в руке, рассуждал вслух, доказывая какую-то правду. Грузин не соглашался с доводами товарища.

– Ты это, выпей давай, – говорил он, – а то держишь, как микрофон. Потом будешь доказывать…

Друзья наливали, закусывали и снова наливали. Они мне нравились. Я им верил, но пить больше не хотел. Я был сыт, а на сытый желудок пьют лишь особо одаренные. По моим подсчетам «Коршун» должен был скоро подойти. У ручья, на столбе, висел железный щит с предупреждающей надписью: «Маломерным судам в акваторию не входить. Собственность администрации области. За нарушение – штраф в размере ста минимальных размеров оплаты труда». Но мы все равно сюда вошли, потому что мы милиция, и таежный ручей не может принадлежать исполнительной власти. Еще вчера здесь не было этого корявого столба вместе с дурацким предупреждением.

Со стороны реки послышалось характерное урчание тяжелого дизеля, и в проеме между кустов показались широкие скулы «Коршуна». Теплоход, вздрагивая нутром, тихо приближался, едва умещаясь в ручье. Вода быстро поднималась.

Безгодов трепетал. Больше всего он боялся подметных писем – информации, которую могли здесь передать президенту с рук на руки. Это могло совершить местное «движение сопротивления», любители подковерных манипуляций. Эти господа ударить могут в любой момент. Гость может живо распорядиться – тогда прощай бизнес, о котором так долго мечталось, прощай политическое долгожитие. Кажется, у Первого вместо глаз рентгеновский аппарат – давно и насквозь все видит. Но отступать некуда: а вдруг все опасения – лишь результат воспаленной психики, подорванной долгим ожиданием счастья. Сегодняшний визит – явление знаковое в губернаторской жизни. Если нынешний день пройдет успешно, значит, это всего лишь собственные страхи и предположения. Значит, прямо с завтрашнего дня можно будет работать в полную нагрузку.