Николай Трублаини - «Лахтак». Повесть

- За полчаса, а может быть, минут за сорок. Перед тем выходил вместе с Запарой. Он производил свои наблюдения, а я осматривал лед вокруг парохода. Это было перед заходом луны. Мы вместе возвратились в кубрик.

- Вы не видели, после вас на палубу кто-нибудь выходил?

- Нет, я все время сидел около двери. Все спали, а я чистил ружье.

- Может, вы не заметили, как кто-нибудь вышел?

- Нет. Этого не могло быть.

- Значит, на палубе не было никого?

- Там мог ходить лишь Павлюк.

Кар задумался. Разговор с Котоваем ничего не дал для выяснения причины пожара; наоборот, становилось непонятным, кто поднял тревогу. Штурман позвал Лейтэ.

- Вы слышали, как били в колокол? - спросил Кар.

- Ну, конечно, - ответил старый моряк.

- Котовай говорит, что он не бил тревоги и что в то время на палубе не было никого, кроме Павлюка…

- Или того, кто курил тут трубку, - добавил Лейтэ, протягивая что-то штурману. - Я нашел это возле пожарища.

Это была короткая, с загнутым вниз мундштуком трубка. Кар поднес трубку к носу и понюхал. От нее слегка пахло ароматным табаком. Штурман знал, что никто на пароходе не курил трубки. Когда-то была трубка у Вершемета, но он потерял ее в море во время аварии шлюпки. А такого душистого табака ни у кого из команды «Лахтака» он не встречал.

- Как все мы знаем, - сказал Лейтэ, словно дополняя мысль Кара, - Павлюк те курит.

Помолчав, старый боцман добавил:

- Трубка потеряна недавно.

В это время к ним снова подошел Котовай. Штурман показал матросу трубку и спросил:

- Чья это трубка?

Матрос осмотрел ее, пожал плечами и, возвращая, медленно проговорил:

- Не знаю… Это норвежская трубка… Я видел такую у нашего покойного радиста. Он купил ее при мне в Тромсе. - Матрос присветил фонарем и добавил: - Точно такая же трубка.

Кар и Лейтэ молчали.

- А где вы ее взяли, Отто Рудольфович? - спросил Котовай.

- Да вот Лейтэ нашел…

- Это, наверно, от радиста осталась.

- Гм… гм… - недоумевал Кар и повернулся к Лейтэ: - Установить с сегодняшнего дня морские вахты. Вахтенному матросу не оставлять палубу. В случае непогоды или большого мороза пусть сидит в штурманской рубке. Штурманскую вахту отбывать вам, Запаре, Торбе и Вершемету. Каждый день один из вас будет выходным. Вахтенный штурман должен каждый час наведываться к вахтенному матросу. Кроме того, вместе с механиком осмотрите пожарный инструмент и позаботьтесь вообще о противопожарных мероприятиях.

- Есть! - ответил Лейтэ и ушел.

Кар прошелся по палубе, подошел к борту и оперся на планшир.

Неясные силуэты торосов исчезли в темноте полярной ночи.

Мгла свисала вокруг парохода, окутывая мачты, нос и корму, словно скрывала от глаз моряка причины пожара.

Кар думал о норвежской трубке, и разные мысли появлялись у него. Если верить Котоваю, что такую трубку имел радист, то, значит, она могла попасть к Павлюку, который жил все время в каюте радиста рядом с радиорубкой. Когда вспыхнул пожар, на палубе никого не было, кроме кочегара. Но кто же бил в колокол? Кар хорошо помнил те тревожные удары, которые услышал он вместе с криком Павлюка. Слыхал эти удары и Лейтэ. Говорил о них и Павлюк. Правда, Котовай не уверен, слышал ли их.

«Кто же бил в колокол?»

Возникают разные подозрения. И глубоко в голову западает одно из них: «Почему Павлюк одиноко живет наверху, в нетопленной каюте? Что делает он там? Почему так неохотно принимает, когда к нему кто-нибудь заходит?»

Вдруг в противоположной стороне, близ радиорубки, что-то как будто взвизгнуло. И снова тишина. Может быть, это показалось? Кар выпрямился и прислушался. Но вокруг царило безмолвие.

В километре от парохода, между ним и островом, высились огромные ледяные скалы. Запара сказал Степе, что это, очевидно, айсберги, застрявшие на прибрежной мели. Эти скалы поднимались над поверхностью моря на семь-восемь метров. Когда на небе полыхало северное сияние или светила луна, они казались руинами средневекового замка. Огромные торосы очень украшали суровый ландшафт оледеневшего моря.

Степа избрал эти льдины конечным пунктом своих экскурсий на лыжах. Уходить дальше от парохода Кар строго запретил.

Как-то при лунном освещении юнга обратил внимание, что на снегу, вблизи ледяных скал, имеется немало таких же следов, какие ему пришлось видеть на берегу острова Лунной Ночи, то есть следов полярной лисицы, или, как ее называют иначе, песца.

Степа видел эти следы, но еще ни разу не попался ему на глаза этот пушистый, длиннохвостый зверь.