Александр Басов: Камень богов

Колокол на соборе Всех Верных прозвонил малую побудку. Три коротких удара оповестили население небольшого пограничного городка Кифернвальд, что новый трудовой день наступил.

– Ещё очень рано, госпожа, прилягте. А я сейчас пошлю за лекарем.

– Бригита, или, как тебя там…

– Сабина, с вашего позволения.

– Сабина… Не нужно звать лекаря. Принеси, лучше, что-нибудь попить.

Служанка метнулась к двери и, вскоре, возвратилась с кувшином. С каждым глотком холодный мятный напиток возвращал ясность мысли, исчезала нервная дрожь, и сердце уже не рвалось наружу из груди.

– Нужно обязательно… – Милена попыталась вспомнить поручение, которое собиралась дать прислуге, но идея, внезапно возникшая в голове, показалась более удачной. – Скажи мне… Сабина, а кто из слуг умеет толковать сны?

– Аделинда – сестра повара Джакоба, – не раздумывая, ответила служанка.

– Хорошо. Пришли её ко мне после… – она представила вдруг лицо дворецкого Ортвина, когда ему сообщат, что сестра повара испрашивает аудиенции у дочери барона Трогота. – Нет, лучше скажи ей, чтоб ждала меня после полудня в «Кривом Дубе».

– Слушаюсь, госпожа. Прикажете не беспокоить до завтрака?

– Нет. Одеваться, и побыстрей.

Пока пара дворовых девок растирала влажными горячими полотенцами нежное тело госпожи, расчёсывали и заплетали роскошные золотистые волосы в сложную причёску, Милена размышляла о только что принятом решении посоветоваться с толковательницей снов. Правильно ли она поступит, доверив незнакомой женщине глубоко личные переживания. Мама, в таких случаях, всегда ходила в церковь на исповедь, и дочери настоятельно рекомендовала. Правда, молва утверждала, что преподобный отец Иаков больше интересуется историей прелюбодеяний прихожанок, нежели их душевным состоянием.

Она вспомнила, как сама последний раз была на исповеди – отец Иаков без всякого интереса выслушал сбивчивый рассказ о незаслуженно наказанной служанке, занудно процитировал что-то из священного писания, предложив искупить грех пожертвованием на богоугодные цели. Милена отчётливо представила себя на исповеди – в полуметре от невыразительного лица, главным украшением которого были пучки сизых волос, обильно растущих из чуть вздёрнутых ноздрей. Догадаться, что он может сказать своим гнусавым тягучим голосом, было совсем не трудно: «Сие, дочь моя, есть смятение разума, утомлённого сатанинскими устремлениями, насылаемыми врагом рода человеческого на нетвёрдых в истинной вере, не почитающих церковь и пастырей её…» Может, конечно, он и не так скажет, но то, что всё это будет длинно и непонятно, она не сомневалась.

Наверное, стоило пообщаться с Кирсой, ставшей для Милены, пожалуй, самым близким человеком за последние два длинных сезона. К ней можно было прийти в любое время, спокойно выплакаться в жилетку, не рискуя нарваться на нравоучительное наставление, а то и просто посидеть рядом с хорошим человеком, который всегда тебя поймёт и поддержит. Но… Сегодня нужна была не поддержка. Она чувствовала, что мама хотела о чём-то предупредить, предостеречь. В течение всего длинного сезона со дня смерти мамы, Милена ложилась спать, молясь о том, чтобы увидеть во сне дорогого ей человека, и ни разу этому не суждено было сбыться. А сегодня, так неожиданно… Она, вдруг, поймала себя на мысли, что её родной отец не вошёл в перечень тех, с кем можно было посоветоваться. Многие считали сеньора Трогота бессердечным человеком, не способным на проявление чувств, и, даже то, что после окончания положенного траура по жене, он не сочетался повторным браком, выглядело в глазах народа подтверждением его высокомерия и чёрствости, нежели верностью почившей супруге. Дочь думала по-другому. Отец никогда не тратил эмоции на людей, не включённых им в свой ближний круг, в который, помимо родственников, входило несколько преданных слуг. В последнее время, он всё чаще говорил о том, что дочь не должна повторить участи его несчастной жены. Милена не понимала, о чём идёт речь, но догадывалась, что наступит момент, который изменит её судьбу, и согласия на это никто не спросит.

Прислуга закончила утренний туалет госпожи, облачив её в роскошное, не только по здешним меркам, платье солнечно-жёлтого цвета. Она мельком взглянула в зеркало, убедилась, что выглядит безупречно и небрежным жестом отпустила прислугу. Служанки просияли, ведь госпожа с утра была не в духе и, даже, книксенов сделали больше, чем положено, пока пятились к выходу. Через мгновение после их ухода, в дверном проёме возник молодой офицер в парадном мундире. «Кажется, кто-то из порученцев отца», – попыталась вспомнить Милена. Она, даже, не успела смутиться по поводу бесцеремонного вторжения в спальню, как офицер, отсалютовав ей, словно, старшему по званию, сообщил, что благородный сеньор Трогот спешно покинул свою резиденцию по безотлагательной важности государственному делу, но планирует возвратиться ещё до захода солнца. Дочери господина барона предписывается лично присутствовать на утренней службе в соборе Всех Верных в качестве законной представительницы власти, а, также, сделать выбор в пользу кого-либо из благородных дам, числом не менее трёх, коим надлежит разделить с госпожой Миленой завтрак, а также обеденное вкушение пищи, если на то будет её соизволение. Следом офицер стал рапортовать о наличном составе войск, числе припасов, запасах провианта. Далее пошёл перечень подразделений, заступающих в передовой дозор, точек их дислокации, маршрутов следования, вариантов взаимодействия. Затем…