Иоасаф Любич-Кошуров - В Маньчжурских степях и дебрях

Он подал ему винтовку.

Петька пристегнул к винтовке сверху ствола около прицела трубку, вышел на середину землянки и прицелился в окно.

Потом отнял приклад от плеча, передвинул трубку несколько дальше по стволу и опять приложился.

— Дядя Семен!

Он снова отнял винтовку от плеча и смотрел на Семена, подзывая его к себе глазами.

— Пойдите-ка сюда.

Семен подошел.

— Нате-ка.

И Петька протянул ему винтовку.

— Прицельтесь… Только глядите прямо в стекло.

Он отступил на шаг и стал позади Семена…

Семен вскинул винтовку к плечу.

Через минуту он опустил винтовку стволом вниз и повернулся к Петьке.

Он ничего не мог сказать Петьке… Только открыл рот и потом присвистнул:

— Фью!..

И выпучил глаза.

Трубка оказалась особым оптическим прибором, увеличивающим почти вдвое и сильно приближающим предмет, по которому целят.

Семен осторожно отстегнул прибор и поставил винтовку в угол.

— Это значит, — обратился он к Петьке, — давай мне мышь, я и в мышь попаду на сто шагов…

Он заложил руки за спину и стал смотреть на винтовку и качать головой.

Затем подошел опять к койке где лежала сумка.

— Нет ли тут еще чего?

Сел на койку и взял сумку на колени.

Но он уж не мог больше спокойно исследовать содержимое сумки.

Он передал ее Петьке.

— На, ты…

И взяв в руки свою волшебную трубку, принялся разглядывать ее внимательно и сосредоточенно.

В сумке нашлось еще несколько вещей: электрическое огниво, походная чернильница, два куска мыла, нитки, иголки…

Затем из самого большого кармана Петька вынул небольшой портфель из мягкой кожи.

В портфеле оказались какие-то бумаги, чертежи и планы, три стопки русских золотых, рублей на триста, и кожаный мешочек, наполненный, по-видимому, каким-то порошком, необыкновенно тяжелым для всякого порошка, который знал Петька.

Петька развязал мешочек.

— Дядя Семен, гляди-ка!

Семен, уже оставивший свою удивительную трубку и занимавшийся подсчетом золотых, поднял голову, продолжая высчитывать:

— Два по десяти рублей, да еще два по десяти, да три по пятнадцати…

Он умолк, уставившись в одну точку.

— Петька, сколько это?

И вдруг его взгляд упал на мешочек, который показывал ему Петька.

Он вытянул шею и спросил:

— Что это?

Мешочек до верху был полон желтоватым порошком в роде мелких медных опилок…

Семен протянул руку и схватил Петькину руку около кисти.

— Петька!

Глаза его так и впились в содержимое мешочка. Он тряхнул Петьку за руку.

— Петька! да ведь это золото!

Мешочек был действительно с золотым песком.

На другой день Семен сказал Петьке:

— Петька, золото-золотом, а я того все-таки так не оставлю.

И, затянувшись из коротенькой трубочки, он пустил в лицо Петьки целую волну дыма…

— Ты не старовер?..

— Нет, — сказал Петька.

Семен опять затянулся и выпустил также дым уже одновременно и через рот, и через ноздри тремя синими клубившимися на концах струями. Синие струи словно разбивались о воздух.

— Я того не оставлю… Нет, шалишь, это дудки… А то еще подумает, дескать, получили золото и довольны, не погонятся…

Он пыхнул еще раз.

— Я его найду… И знаешь, что я тебе скажу… Он кивнул Петьке пальцем, согнув палец крючочком…

— Ты пойди-ка сюда.

Но Петька сидел с ним рядом. Ему некуда больше было подвинуться.

— Что вы?… — спросил он.

— Я то?… я, брат, знаю, что… Вот ты говоришь, он цирюльник.

— Конечно. Видели бритвы?..

— А песок?

— Какой песок?

— А золотой… Э-э!..

Он значительно поднял вверх указательный палец и потом приставил его к кончику носа.

— Чуешь?..

Петька молчал.

— Понимаешь, чем тут пахнет?

И, отняв палец от носа, он приставил его ко лбу, но и от лба отнял сейчас же.

Он только едва коснулся им лба.

— О, это, брат, штука!.. Это значит, мы его разыщем. Да и еще кое-кого вместе с ним… Я тут слышал про одно место. Манзы золото моют… Около одной речки. Он, видно, там был, да туда, видно, и пошел.

Он сунул в рот полупотухшую трубку и стал ее раскуривать, пыхтя и отдувая щеки.

А когда раскурил, затянулся, выпустил дым опять через нос и губы и сделал перед собой круглый жест рукой.

— Тут ведь сколько угодно золота… Только ковырни…

— А вы знаете, как пройти?..

— На ихнюю заимку-то?..

— Да, где эти манзы.

Лицо у Семена омрачилось.

— Говорят, оно заколдовано, это место. Один здешний шаман заколдовал… Да это все враки.