Смолев кивком поддержал Манна, показывая, что он полностью разделяет точку зрения генерала.
– Кстати, Джеймс, – добавил Алекс после небольшой паузы, во время которой официантки принесли и расставили на столе блюда с фруктами и десертом, – у ряда ученых, изучающих события Второй Мировой войны, есть мнение, что именно героическое сопротивление греков в течение семи месяцев привело к тому, что Гитлер был вынужден отложить свой план «Барбаросса» с весны на июнь сорок первого года. История, как вы знаете, Джеймс, не терпит сослагательного наклонения, но если бы вторжение в Советский Союз произошло не летом, а, скажем, ранней весной, как изначально и планировалось, возможно, события на Восточном фронте в сорок первом году сложились бы совсем иначе. И в Советском Союзе это тоже понимали. И признали это.
– Каким же образом? – искренне удивился Бэрроу. – Вот это уже для меня новость!
– Радиостанция Москвы в апреле сорок второго года объявила, обращаясь к греческому народу: «Вас было мало, но вы, сражаясь против превосходящих сил противника, вышли победителями. Не могло быть иначе, потому что вы – греки. Мы, русские, благодаря вашей самоотверженности, выиграли время для обороны. Мы благодарим вас!».
– Вот это да! – покрутила головой Софья, сидевшая рядом со Стефанией. – Я тоже ничего об этом не знала. Ну что же, предлагаю тост: за мужество греков, сказавшим врагам: «Нет!». За годовщину дня «Охи!»…
Еще много тостов было поднято и выпито за столом за Грецию и греков, но особенно хорошо старший инспектор запомнил слова Манна, неожиданно развернувшегося к нему и спросившего с хитрым прищуром:
– Ну, а вы что все время молчите, старший инспектор? Как воды в рот набрали. Так и просидели весь вечер, не сказав ни слова. Какие вы делаете выводы из всего сказанного? Проявите ваши дедуктивные способности! Чему нас с вами учит сей знаменательный исторический факт?
Откашлявшись и мучительно покраснев, когда взгляды всех присутствующих сошлись на нем, Антонидис, тем не менее, достаточно твердым голосом ответил:
– Я полагаю, господин генерал, тому, что даже в самых сложных ситуациях отчаиваться и капитулировать не стоит!.. Никогда не сдавайся! – думаю, это главное.
Вздрогнув от раздавшихся за столом аплодисментов, Антонидис успел заметить, как удовлетворенно переглянулись Манн и Смолев, выслушав ответ старшего инспектора. Видимо, генерал был уже в курсе его злоключений и хотел лично убедиться в том, что пораженческие настроения оставили главу криминальной полиции. Такое внимание со стороны главы греческого Интерпола растрогало старшего инспектора до глубины души.
Вечер закончился поздно, к себе на квартиру Антонидис вернулся глубоко за полночь, спал всего пять часов от силы и, едва рассвело, отправился в участок.
А вот и эта злополучная бумажка! Упав со стола, она незаметно спланировала под тяжелый металлический сейф, больше напоминавший своими габаритами шкаф. Старший инспектор ее и вовсе бы не заметил, но, наклонившись под стол, чтобы поднять укатившийся со стола карандаш, обратил внимание на небольшой бумажный уголок, торчащий из-под дальнего угла сейфа. Судя по дате на лиловом штампе, – точно она! Старший инспектор измученно покрутил головой. Вот угораздило! Надо доставать. Придется отодвигать стол с принтером, иначе туда никак не подобраться.
Сняв пиджак, пыхтя и отдуваясь, старший инспектор с трудом отодвинул стол с оргтехникой в сторону и только опустился на колени, протянув руку под металлический шкаф и пытаясь нащупать чертов листок, как дверь кабинета неожиданно с треском распахнулась, будто ее пнули ногой, и по звуку шагов Антонидису стало ясно, что в кабинете кроме него есть кто-то еще. Оглянувшись, стоя на четвереньках, он увидел только ноги в серых брюках и черные лакированные туфли, начищенные до блеска.
– Старший инспектор Антонидис? – раздался в кабинете негромкий, сухой, колючий голос. – Вы начальник местного отделения? Что вы делаете под столом, старший инспектор? – тон вошедшего сменился на издевательский. – Вы что, пьяны? Впрочем, меня это нисколько не удивляет! Судя по бардаку, который вы здесь развели, работать вас так никто и не научил!
Пунцовея щеками, Антонидис все же достал упавший листок и положил его на стол, затем медленно поднялся, отряхнул брюки, молча надел пиджак, поправил галстук и сел в свое кресло. Только после этого он посмотрел на человека, стоявшего перед ним.
Читать дальше