Василий Ардаматский - «Грант» вызывает Москву

— Здорово все получилось.

— Кому здорово, кому кровь, — не оборачиваясь, отозвался капитан и вдруг заговорил сиплым захлебывающимся голосом: — Что же это такое, скажите мне? Он же, сволочь, знает, видит, что посудина моя не военная, что набита она бабами, детьми, — знает, а бьет, бьет! Ведь я за последние два рейса тридцать семь покойников на берег сдал. Я их столько за всю свою жизнь не видел. А вы говорите — здорово. Как только язык у вас повернулся? Обрадовались, что сами живы остались? Нехорошо, дорогой товарищ, нехорошо!

Вечером прибыли в Днепропетровск. На затемненной пристани никого не было. Только матросы, которые приняли причальные концы. Над городом качалось зарево большого пожара. Когда пароход прижался к причальной стенке и его машины остановились, наступила глухая тишина.

— С парохода никому не уходить! — объявил с мостика капитан.

— Это же наш конечный! — тревожно крикнул кто-то с кормы.

— Все равно без приказа не сходить, — громко повторил капитан. Вскоре он прошел мимо Шрагина к трапу — сутулый, в кургузом кителе и в мятой форменной фуражке. Потом на пароход поднялись две девушки в белых халатах. Они увели раненого паренька.

К Шрагину подошел Павел Ильич Снежко.

— Ищу вас, дело есть, — сказал он тихо и, оглянувшись по сторонам, продолжал еще тише: — Не сойти ли нам здесь? Люди говорят, что ниже по Днепру немец лютует, топит пароходы почем зря, а отсюда нам до нашего города каких-нибудь двести километров. Подхватим левачка, вместе и расплата будет легче, и как-никак в пути будет нас двое мужиков, а?

Шрагин сразу согласился.

Уже больше часа семья Снежко и с ними Шрагин сидели на узлах у ворот пристани. Павел Ильич ушел доставать машину, и теперь все с нетерпением ждали его. Больше всех нервничала жена Снежко.

— Не знаешь ты своего Пашку, не знаешь, — горестно корила ее свекровь. — Раз уж он сказал, значит сделает все как надо. Сиди и не тычь в глаза людям свое неверие.

Павел Ильич приехал на военной полуторке с солдатом-шофером и сильно подвыпившим старшиной. Все быстро разместились в кузове, и солдаты накрыли их брезентом.

— Пока я не постучу — молчите, — приказал старшина. — А как проскочим пропускной пункт на выезде из города, брезент можете снять.

Минут через двадцать машина остановилась. Шрагин услышал, как мальчишеский голос спросил:

— Что везешь?

— Спецгруз, а что именно, нам знать не дано, — ответил старшина.

Лучик фонарика скользнул по кузову грузовика.

— Кати, не загораживай!

Полуторка двинулась дальше. Спустя минут десять старшина, как обещал, постучал в окошечко из шоферской кабины. Шрагин открыл брезент. Над ними распахнулось все то же черное спокойное небо, усыпанное уже по-южному крупными и яркими звездами.

Все получилось наилучшим образом. Снежко сам пригласил Шрагина на первое время остановиться у них. Хозяев он никак не стеснил: в добротном доме Снежко было пять комнат, не считая кухни.

Побрившись с дороги и позавтракав, Шрагин вместе с Павлом Ильичом пошел на завод. Улицы города выглядели тревожно. Много военных машин. На перекрестке в садике из траншей торчали жерла зенитных орудий. Стоявший возле них солдат, сдвинув каску на затылок, в бинокль оглядывал небо. На окнах белые кресты из бумажных лент — наивный способ уберечь стекла, когда рушатся дома. Двухэтажный каменный дом бомба разворотила на три стороны. Осталась только одна стена — вся в квадратах разноцветных обоев.

— Тут жил один адвокат, — с непонятной усмешкой сказал Снежко, показывая на развалины. — Очень плохой человек. Когда я судился за мой дом, он хотел меня по миру пустить, а, глядишь, сам все потерял. Бог, он все видит и шельму метит.

По пути на завод они встречали людей, которые знали Снежко, здоровались с ним.

— Здравствуйте, здравствуйте, — отвечал он то снисходительно, то приветливо, а то и иронически.

— Я гляжу, вас весь город знает, — сказал Шрагин.

— Ничего удивительного, — с достоинством сказал Снежко. — Я тут родился, вырос, человеком стал. А только знакомство знакомству не пара. Вот давеча низко кланялся мне старичок, сухопарый такой, в кепочке. У меня с ним свара была на заводе. Он тогда еще не вышедши был на пенсию, в активистах ходил. Сейчас он первый раз за последние два года откланялся. Я вот все думаю, с чего бы это он вдруг признал меня?

«Я-то знаю, почему он тебя признал», — подумал Шрагин, еще раз убеждаясь, как хорошо может пригодиться ему знакомство с Павлом Ильичом, который, конечно, не покинет город.