Дмитрий Котенко - Дериват

Ханаомэ Кид, как правило, мысленно отстранялась в моменты, когда отец впадал в редкие приступы кичливости. На этот раз, с комфортом устроившись в кресле, ее пытливые глаза принялись мирно прогуливаться по книжным полкам шкафов, стоявших по обе стороны относительно отцовского стола. Воск от натурального лакового покрытия придавал полкам вид пьедесталов, на которых умещались вереницы грузных толстых книг. Зрительно перебирая один широкий корешок за другим, девушка сбилась со счету от богатства покрываемых этими талмудами областей: на дорожке литературных чемпионов можно было подвернуть язык, взявшись за политологию, и подавно поперхнуться, читая золотые правила юриспруденции; не сложно было потушить свет в рассудке, углубившись в бесконечную рефлексию автобиографических описаний с заделом на философию, а тем более осмелившись сцепиться с ее теоретическим фундаментом, бедствующим на границе с эзотерикой; хотелось гавкать от зацикленной риторики неудавшихся государственных деятелей, с чего-то взявших что теперь их дискредитированное мнение будет кого-то волновать; но и хотелось, под пробирающий клич, вылезти вон из кожи, чтобы пойти за чужаком, поднявшим армию бедуинов на страницах песчаных мемуаров о нескончаемой трагедии заслуженного одиночества.

В конце концов какие еще книги, кроме как закрытых досужему взгляду, могли занимать полки у главы одной из влиятельнейших в мире организаций? Ее местом в мировой коннектографии было завидное положение сводить не подозревающие о существовании друг друга узлы производственной или творческой деятельности в единую цепь связанности. По запросам бизнес-структур, домов культур, образовательных учреждений, и прежде всего центрального дома представителей Земного Объединенного Полиса непревзойденные умы святая святых Манэту Кид настраивали знаменатель социально-культурного единения между сторонами, вставшими на путь партнерства.

– Что же привело тебя сюда, всеядная библиотекарша? – отец вывел девушку из читательского самозабвения так же ушло, как и выводил из-под влияния неугодных Осевому Полису сил центры зарождающихся кластеров, чьи идейные достоинства могли нести взрывоопасную мощь, окажись они в руках противоборствующей Бордо стороны. – Неужели, в кой-то веки ты решила обратиться за помощью к своему старику?

В бесперебойное движение серых шестеренок втесалось полузабытое воспоминание, ее изворотливый нрав заклинил зубцы центрального колеса с остальными компонентами механизма – ось разума намертво встала. В голове Ханаомэ Кид всплыла не растворившаяся со временем памятная заноза: один из целевых адресных заказов центрального дома Осевого Полиса по направлению юго-западной всегломерации, который учреждение отца незамедлительно принялось приводить в исполнение. Заказ заключался в полноценном включении в орбиту полисного влияния городка тропических лесов Однока’М: когда-то невзрачная деревенька стала приметным местом за одно лишь столетие. Небезызвестный город, действительно, зажил еще более бурными красками: Ханаомэ Кид помнила это, так как еще ребенком составляла делегацию отца в тех достопамятных местах, местах, которые еще не успели стать краевым перигелием для властного центра Земли.

Со временем мир когда-то буколического места обратился в заурядный торговый город, его размеренную самобытность исполосовали нахлынувшие колесницы агропромышленных воротил. Как расплывчато помнила Бэа, одной из серьезнейших препон, вставшей на пути организации отца, стал локальный дом культуры: ее меняющаяся по кровной линии – из одного фамильного поколения к последующему – труппа актеров изначально наотрез отказывалась от «прогрессивных» для региона пьес, предложенных поверенными Манэту Кида. Бессменная директриса театра, Улруса, сочла предлагаемые постановки бесстыже блеклыми и эмоционально аморфными. Спустя несколько лет никто иной, как ДиоАрка, внук едва сохранявшей рассудок бабушки-директрисы, пошел наперекор семейному обычаю и, обманом возглавив дом культуры, принял творческие наброски Земного Объединенного Полисам – все ранее отвергнутые бабкой пьесы. С тех пор некогда прославленный самобытностью постановок драматический коллектив растворился в пресных водах полисной сцены и стал просто-напросто таким же, как и все остальные.

Теперь взору постаревшего на сегодняшний день ДиоАрке, полагала Ханаомэ Кид, вместо отливающих золотом перспектив, предстала унылая бесконечность анфилады: он проходил ее арки с неподдельным ощущением безмолвно укоряющего присутствия призрака бабушки. Семья выходцев Однока’М до конца своего существования – пока последняя частица их крови до неузнаваемости не разбавится чужой – была обречена играть одну и ту же пьесу, пьесу, где начало и конец были неотличимы, как любовь брата и любовь сестры.