Ольга Апреликова - Злое Лето

– Меня зовут Рокот. Я – внук Злого Лета, как и вы. Но еще я – внук Синих Гор! И сам – князь Синие Горы!

– Ты – сын волшебницы, сестры нашего отца, – сказал мальчик на первой парте. – Ты младший. Но храбрый, ага.

– Не бойся, Младший, – невесело сказал кто-то с последних парт. – Рокот. Имя уж есть…

– А у вас – нет имен?!

– У нас – вот, – мальчик за первой партой шевельнул рукой, и под коротким рукавом Рокот увидел сначала причудливо вытатуированный, посверкивающий золотыми блестками браслет чуть повыше локтя, а потом в браслете – цифры в узоре: «12». – А имя мы должны заслужить.

– …Небось вам сказали, что имя будет только одно? – сморщился Рокот. – Кто заслужит имя, тот и наследник?

Утром братья растолкали и потащили в Нижний Двор. Он зевал и спотыкался. После бессонной ночи мир казался нарисованным. Ночью царята перепутались, сидели везде, даже на полу, в большой, но все равно тесной спальне, куда втиснули еще и тридцатую кроватку, на подоконниках, на спинках кроватей – свободные и неразличимые. Номеров-то не видно, только непонятные золотые блестки, как светлячки. Он «ловил светлячков», трогал братьев за уши, волосы, плечи, брал за руки, заглядывал в темные лица с блестящими глазами – да какие ж они родные! Целая куча старших братьев! А в голосах – нотки голоса его матери. Интонации. Смешки… Жесты! Поворот головы! Жесткие волосы! Все, как у нее! Ну – да. Ведь если они – копии царя, значит, двойняшки его матери. И такие же, как она, жутко умные.

В Нижнем Дворе мальчишки скинули рубашки и, наращивая скорость, побежали по периметру Двора. Он старался не отставать. Первый круг… Третий… Пятый… Тут где-то под Нижним Двором есть вход в зловещий лабиринт под Дворцом. Показалось, что шаги отдаются гулко, будто над пустотой… Вряд ли. Даже если так, тут еще несколько метров грунта и мощные перекрытия сводов. Десятый круг… Двенадцатый… Какая ж тут жара уже с рассвета, какой тяжелый, пыльный воздух…

В калитку вошел худой дедок-наставник, в синих шароварах, с повязанной рваным белым платком головой, и Рокот почувствовал воткнувшийся меж лопаток острый взгляд. Ну, да. Он тут – событие, да еще какое… Претендент, ага. Неужели все, и царь тоже, думают, что он хочет престол Злого Лета? Да на кой, если есть Синие Горы? И вдруг мороз продрал по коже: а если царь возьмет и отберет Княжество? Он ведь царь, вся карта, ему все можно?

Когда пробегали мимо дедка-наставника – двадцатый круг! В глазах темнеет! – тот вдруг жестко выхватил его вереницы, и, не успел он вывернуться, поставил перед собой.

–…такой тощий, мелкий, – проворчал старик. – Голова кружится?

Он кивнул. Голова правда кружилась от жары и густого воздуха. Сквозь темные пятна в глазах не удавалось разглядеть лицо старика, сквозь испуг – понять, чего старик хочет.

– Как ты еще мал, – голос дедка чем-то тревожил. – Не бегай больше по солнцу сегодня. Пойдем-ка в тень.

В тени галереи стояли запотевшие кувшины с водой, и дедок кивнул попить. Он попил. Немного. В голове прояснялось.

– Сядь, – дед хлопнул по лавке рядом с собой. – У вас там в Синих Горах народ воинственный… Ты худой, но мускулистый – похоже, учили сражаться?

– Нет, – ответил он правду. – Учили, как уцелеть, если нападут. И как убивать. Но я еще никого не убивал.

– Я так и думал, что честной схватке ты не обучен.

– Честных схваток не бывает, – повторил он слова своего мастера, которые слышал лет с трех.

Мальчишки тем временем разобрали со стоек тупые копья, разбились на пары, и Двор наполнился звонким стуком дерева.

– Почему ж не бывает. Вот, – кивнул дедок на мальчишек.

– Они не сражаются, а отрабатывают приемы. И дают их отработать друг другу, – понаблюдав, сказал он. – Вы ж не стравите их всерьез.

Да царята сами не дадут вам этого сделать, – подумал он, разглядев сосредоточенные, без азарта, лица братьев. Они приостанавливались, поправляли друг друга. Они не будут сражаться друг с другом не на жизнь, а на смерть. Они ведь братья.

– Ты свалился с гор на наше счастье, – сказал дед. – Видишь, как они вяло сражаются?

– Никто из них не хочет никакой заметной победы, – Рокот смотрел под ноги, чтоб старик не понял ничего по его глазам.

– Умник, – без оценки, будто поставив зарубку для памяти, сказал дедок. – И не одним только боевым искусствам тебя учили.

Учили, ага. Каждый день. По многу часов. Драться – тоже. А отдыхом считалось изучение иноземных языков.

И только ночью, без сна мучаясь с жаркой подушкой и всеми впечатлениями дня, он осознал: а утром в Нижнем Дворе дедок-то, в пыльных шароварах, в старой косынке – смотрел пристально, насквозь. Выцветшими, серыми, колючими глазами царя. И голос – тот же.