А этот огромный город – да это ж как повезло! Это ж новый мир, в котором можно будет жить как мечтается! Он еще сам не знал, о чем мечтать, но главное – свобода! Что на свете дороже свободы?
И еще здесь – дед. Даже если чувство, что во всем этом новом, необозримом заснеженном просторе можно начать другую судьбу, всего лишь подростковая чушь, нет сомнений, что деду он нужен на самом деле. Как внук, да. А может, зачем-то еще – и неважно, зачем, Мур сделает все, только чтоб ему помочь.
Чаю ему арендаторы тоже налили, едва вышел с лоджии. Странно было смотреть после простора на обыкновенные маленькие вещи: чашки, печенье, конфетки. На елку в углу, обвешанную мигающими гирляндами и переспелыми стеклянными шариками так, что перекосило. И вообще грустно на нее смотреть: она же умирает. Медленно, иголочка за иголочкой, все в ней пересыхает. Это же растянутая на пару недель агония дерева, и, когда ее выкинут к мусорным бакам, осыпавшуюся, в обрывках мишуры, жизнь еще долго будет мучиться в сердечнике ствола. Он отвел глаза. Квартиранты, пара лет под сорок, москвичи, работают в нефтяном холдинге, аренда еще на год, только что подписали новый договор уже с Муром. Спокойные, вежливые; дети в интернате в Хорватии, «им не подходит здешний климат», – другая раса. Вот только кажутся какими-то маленькими. А дед, хоть и невысокий, сухой – нет. Будто он сродни тем елкам, огромным, черным, живым, – за Камой, на просторе. Такой, казалось, не растеряется ни от каких невзгод, ни от каких ветров и хаоса. Кремень.
– Ну как? – с показной нейтральностью спросил дед в лифте.
– Я люблю высоту, – так же нейтрально ответил Мур. – И оттуда вид… Просто страна бесконечности. И Кама. А дом что? Вертикальная деревня.
– Только никто никого не знает, – кивнул дед. – А вид – да-а, пространство странствий. И мытарств.
– Мытарств?
– Ссыльный край. Суровый, жестокий. Смертельный. Людей не жалеет ни в каком смысле. Тут столько народов сменилось, столько всего происходило, о чем тебе в школе никогда не расскажут, – остро взглянул дед. – Слушай-ка, внучок, пока еще не поздно, мож, купим тебе билет – и будешь сюда только туристом приезжать?
– Дед, ну ты совсем. Знаешь, мне кажется, я приехал вовсе не за бумажками… И не в ссылку. А меня как притянуло. Будто я тут жизнь себе спасаю от ерунды. Но ты прав, это такая страна… Немного страшная. Какая-то очень настоящая. Я тоже хочу стать настоящим. И в автошколу пойду, и хоть на бокс, и научусь всему – лишь бы меня тут не перемололо.
– Идеалист, – усмехнулся дед, но Мур видел, что он доволен. – Научу, чему успею, – и вдруг спохватился: – Мурашка, ох, а я елку у них увидел, так вспомнил, что завтра новый год. Пойдем с тобой за елкой? Как-никак, пацан ты еще, школьник, новый год – детский праздник… Я видел, продают на углу у новых домов…
– Деда, давай без елки. Жалко, живые ж они. Понимаю, уже посрубали их – но пусть у нас не будет.
Дед озадачился:
– А как тогда?
Елку Мур сложил каменную, из плиток разных геологических образцов, не очень большую. На табуретке, которой было лет двести, наверно, и она тоже выглядела как каменная. Дед по дороге вроде как загрустил, что они без елки, как без детского праздника, а может, ему, одинокому, хотелось именно для внучка елку – и Мур прибег к креативу. И возвел на табуретке в углу большой комнаты каменную конструкцию. Елка получилась доисторической и жуткой. Тогда на уголки плит он прилепил огарки свечек, пристроил, как игрушки, разноцветные камешки, все с приклеенными номерками, и посверкивающие образцы руды.
– Обо, – охнул вошедший дед. – Я такие в Монголии видел. На перевалах, на горных дорогах. На Урале на перевалах манси тоже похожие складывали. Как тебе в голову пришло?
Он будто расстроился. Мур осторожно спросил:
– Что такое «обо»?
– Да духи в таких живут. Монголы барана жертвенного свяжут и живьем в яму, а потом сверху вот пирамидку, а манси – белых лошадей или оленей. Чем дольше орет из-под земли, тем лучше. Тогда придет дух, покровитель места.
– …Разобрать?
– Ну, у нас в подвале олень живьем не закопан, – махнул дед. – А духов места тут и так полным-полно, – он повернулся к печке и сказал туда: – Суседушко, не серчай. Играет парнишка.
– Ты это с кем? – изумился Мур.
– А с домовым. Самсай-ойка 3 3 Домовой (манси)
. Он уж сколько тут живет – и не сосчитать. Дом бережет да меня, теперь вот и тебя. Дом старый, хлопот много.
– Дедо, ты всерьез?
– Проверенное дело, – усмехнулся дед. – Бывает, так прижмет, что только на них и надежда. Да ты не бойся, ты свой, он чует. Защищать будет. Помогает, да. Вон уж сколько лет домок стоит, а ни одного вора.
Читать дальше