Хельг Эйрин - 9 историй про осознанность

Голова лежала на рукаве видавшей виды полевой куртки. От рукава пахло землёй и пороховым дымом. Было неудобно спать сидя, распростершись половиной тела на столе. Но усталость от трёх суток на ногах не оставляла выбора. В голове проносились картины райского отдыха: песчаный пляж, стройные загорелые ноги игравших в пляжный волейбол девушек, зелень пальм, отбрасывающих прохладные тени, и над этим всем густой аромат магнолий, смешанный с морским бризом.

В голове проносились мысли о том, что сейчас надо встать, одеваться и идти, покинув этот райский уголок. Но как же не хотелось. Однако необходимость глубокой занозой застряла где-то в районе мозжечка и привычно координировала нужные движения тела.

Голова задалась вопросом: « Но почему?»

И необходимость ответила: « Так надо! Тебя ведь этому учили, ты с этим согласился. Когда-то давно ты согласился с тем, что мир устроен так, как тебе сказали и по-другому быть не может ».

Шуршащий песок под ногами, нервный звук шагов по асфальту, шуршание шин и визг тормозов, неровный свет фонаря на платформе, прокуренный вагон. Вот уже сборный пункт, а где-то далеко остались стройные ноги на песке, крик белых чаек и ослепительное солнце в лазоревом небе. И опять голова вопрошала: « Зачем?»

Необходимость в ответ резонно отвечала: « Так надо! Тебя так воспитывали, и раз согласившись, ты должен ».

Новенькая куртка и ещё в масле автомат, грубые шутки, затяжки в кулак на ветру. И он там, куда привели его «почему» и «зачем». Вернее, «почему» и «зачем» могли остановить, а привела необходимость, занозой засевшая где-то глубоко в мозжечке. Неудобство стало нестерпимым, и он проснулся. Мутным взглядом обвёл тесное помещение, где находилось ещё семь человек из его отделения. Троих потеряли вчера. Взгляд остановился на затертом постере на стене. На нём была изображена девушка, сидящая на перилах уходящей вдаль набережной. Её широкие белые штаны и ослепительный топ гармонировали с белоснежной улыбкой под широкополой шляпой. Руки, обхватившие колено, выражали полную безмятежность, которую безусловно подтверждали маячившие на фоне синего моря чайки цвета её штанов. Смотрел долго, не отрываясь от лица девушки и вдруг в голове взорвалась мысль: « Как? Почему? Зачем? »

Мысль пулемётной лентой проскользнула с левого полушария на правое и обратно, никаким образом не задевая мозжечка. На уровне образов появилось такое же девичье лицо, но несчастное, облитое слезами, склонившееся над раненым.

Воображаемое и мысль объединились и разорвались в голове яростным:

« К чёрту! Что я делаю на этой земле, почему то, что я делаю искажает девичьи лица? »

Глухой стук армейских ботинок, резкий визг покрышек, товарный вагон, солнечный луч, падающий на перрон, окрик патруля и военный трибунал.

Михаил Матвеевич скомкал лист бумаги и с силой швырнул в мусорное ведро, замер на секунд десять, потом вскочил и с силой ударил по ведру ногой. Двадцать-тридцать измятых листов бумаги голубями разлетелись по всему помещению. Стоявший в дверях капитан Астахов удивлённо поднял брови: « Какая реакция! Ведь ещё ничего не сделал, только открыл дверь ». Не успел он об этом подумать, как профессор микробиологии и доктор наук по нейрофизиологии Михаил Матвеевич Величко резко обернулся и хрипло прорычал: « Выйдите за дверь. Вы мешаете! » После этого он как-то поник, рухнул на стул и снова стал что-то бегло писать своим мелким и убористым почерком. Астахов тихо прикрыл дверь, между прочим отметив для себя, что поведение профессора вполне закономерно.

Величко был в том состоянии, которое возникло у него ещё две недели назад после испытания на себе последней версии вакцины от бушующей в мире пандемии вирусной инфекции. Вакцина была сделана с некоторыми усовершенствованиями, в результате чего не просто предотвращала гибель инфицированного, но также изменяла его психическую деятельность. Препарат обострял способности человека в узкоспециализированных областях, но при этом сужал интересы до сугубо профессиональных. Гасился также темперамент: вне зависимости от того, был человек холериком или меланхоликом, после вакцинации он становился флегматиком. Никакие внешние обстоятельства, даже касающиеся непосредственно личной жизни вакцинированного, не могли вызвать в нём бурные эмоции. Так, когда три дня назад Михаилу Матвеевичу сообщили, что его любимую дочь на очередном несанкционированном митинге сбил автозак, ни один мускул на его лице не дрогнул. Лишь на секунду в глубине глаз появилась живая искра, но потом он снова уткнулся в свои расчёты и выкладки.