Последнее определение вырвалось из его рта с таким трудом и презрением, будто пришлось выплевывать что-то грязное. Служитель закона невольно скривился от услышанного из собственных уст и столь же презрительно окинул взглядом сидящих в камере людей.
– Я не это хотел сказать, – попытался вырваться Платон из поставленной собственными руками ловушки.
– Тем не менее ты это сказал, – отрезал мужчина. – Даже общаться с вами противно.
Уже собравшись уйти в соседнюю комнату, полицейский вновь повернулся к ним, будто ведомый распирающей изнутри чистой ненавистью, которую все-таки решил выплеснуть на заслуживающий ее низший класс.
– Что же вам все не нравится? – вспылил он, скорее обращаясь ко всему невидимому фронту борцов, нежели к загнанным в угол двум напуганным людям. – Государство плохое, законы плохие, полиция им даже плохая. Чего вы хотите? Революции? Анархии? Это безумие, разрушающее нас изнутри! Враги страны… нет, даже враги народа!
Последняя фраза возымела над ним особый эффект, так красиво и всеобъемлюще она прозвучала. Очень кратко и содержательно, надо было записать, чтобы не забыть. Уже не обращая никакого внимания на молодую парочку, он попытался запомнить сказанные слова, чтобы отправить очерк в газету – самый верный способ застолбить за собой авторские права и прославиться как истинный, верный обществу полицейский.
– Враги народа… – повторил он, уже выходя из комнаты. – Оригинально и так свежо. Какое яркое и лаконичное определение для всех подпольщиков-анархистов. И почему его раньше никто не придумал?
Сидящие неподвижно заключенные удивленно переглянулась, читая страх в глазах друг друга. Пропавший было из вида служитель закона внезапно заглянул через порог и договорил:
– А вами займемся, когда вернется начальство. Пока можете готовить речь для суда, это право у вас, к сожалению, никто не отнимет. – Он засмеялся и исчез за углом.
Наступить тишине мешал все тот же нескончаемый гул машинных установок в магазине по соседству. Он также нарушал и четкость мыслительного процесса, разбивая все привычные течения слов внутри мозга, как безжалостный волнолом. Блокируя все здравые рассуждения, гул, наоборот, оживлял и наполнял силами грустные и панические переживания, убеждая в неизбежности конца. А хуже беспомощного ожидания суда был только очередной приступ головной боли.
– Опять начинается, – ошарашенно сказала Лия, настолько побледнев от страха, что казалось, будто ее выбросили из самолета без парашюта прямиком над комнатой с мышами и пауками.
– Ты уверена? – застыл в ужасе парень, повернувшись к ней и обхватив ее плечи руками. – Может, это просто от гула? У меня тоже уже в висках стреляет.
– Конечно, я не уверена! – занервничала Лия. – Но боль очень похожая на те два случая. Оба раза я не придала ей никакого значения и чуть не умерла, списав все на похмелье или уныние от общения с Богданом. Предлагаешь и сейчас понадеяться на авось и потерять драгоценное… я даже не знаю, как это назвать. Что в такой ситуации мы вообще можем терять? Не расстояние же, оно как раз наш помощник.
– Тоже не знаю, как это назвать, – растерянно начал парень, но тут же нашелся: – У меня как раз недавно была какая-то паника из-за сходящихся со всех сторон стен. Ужас… Хотя ничего не должно было произойти, мы же не перемещались – не теряли расстояние. Но казалось, что три измерения схлопываются в ноль, и это было ужасно, не хватало чего-то важного, чтобы это остановить.
– Именно поэтому в неподвижности мне ничего не может угрожать, – вспылила девушка уже со вспотевшим от страха лбом и намокшими от пота волосами. – Может, это просто самовнушение, психосоматика?
– Ну да, конечно, врачи с тобой бы не согласились.
– Да уж, не согласились бы. Но все это выглядит полнейшим безумием! Как во мне что-то может развиваться, если пространство не двигается? Все замерло на одном месте! Все три измерения.
– Подумаем об этом позже. – Платон попытался взять себя в руки и стать рассудительным взрослым мужчиной. – Сейчас у нас есть возможно среагировать на этот приступ заранее и нам нельзя этот шанс упускать.
– Ну да, сказать проще, чем сделать, – протянула Лия, оглянувшись по сторонам.
Их окружали двадцать квадратных метров кривой, грязно-синей подземной комнаты. Стальная решетка сокращала жизненное пространство молодых людей до безумно малых в сложившейся ситуации величин.
– А может, мне побегать по камере? – спросила девушка.
Читать дальше