Андрей Умин - Атлант поверженный

– Знаю! Вам знаком Станислав Шпильман? – Он так сильно вскричал от радости, что напугал бы половину района, не стой в затхлом воздухе громкий гул. – Профессор физики, политзаключенный, которого, как он сказал, может спасти подземка в Александрии.

– Дайте-ка подумать, – начал Никифор, но тут же раздосадовано сморщил лицо. – Подземка, должно быть, какой-то неизвестный мне шифр, да и фамилию Шпильман я раньше не слышал. А зачем он вам?

– Он знает, что было до Великого разлома и все такое, – ответил Платон. – Я случайно поймал его тайную волну из тюрьмы.

– Ох уж эти тюрьмы. Какая ирония. Ведь мы можем с ним совсем скоро встретиться.

Мужчина засмеялся через силу, скрывая за шуткой боль и отчаяние, которые он на себя навлек обычной любознательностью. Он узнал слишком много и готовился за это ответить, проводя долгие градусы ожидания своей участи спокойно и смиренно.

– А что насчет Александрии, – добавил он, – мне кажется, там действительно есть ячейка «Детей свободы» или даже их штаб-квартира. Точно я не уверен, но в некоторых листовках находил намеки. Как-то по-особому они описывают тот город, совсем другим тоном, не как все остальное. Я бы не стал вас обнадеживать почем зря, но раз уж «сам знающий всю правду», как вы выразились, советует искать там, я полностью поддерживаю эту идею. Только это все невозможно. Помечтали и хватит. Ведь до Александрии добрые три тысячи километров. Примите мои сожаления.

Он хотел еще много всего сказать, возможно, последний раз в жизни, но его отчаянный монолог прервал вошедший в полицейский участок человек в сером костюме и в странной широкополой шляпе. Пройдя мимо отдавших ему честь служителей правопорядка, гость подошел к импровизированной камере предварительного заключения и собственным ключом открыл дверь. Его гладкое лицо не могло выдать точный возраст. Что-то между тремя и шестью тысячами километров. Это был просто мужчина в самом расцвете жизни с незапоминающейся внешностью: узкими черными глазами, тонким носом и маленькими, почти незаметными на фоне лица губами. Насколько Платон с Лией были поражены его внезапным, но столь уверенным появлением, настолько же невозможно было запомнить его облик. Только цвет и форма одежды отложились в их памяти, благодаря чему девушка смогла восстановить все сцены случайных встреч с этим пугающим человеком в прошлом, отчего ей стало еще страшнее. Лия взялась за руку Платона, прильнув к его плечу. Единственное, что сказал инкогнито, было:

– Никитин, пора.

И тот покорно встал с лавки, прошел мимо замершей, неподвижно сидящей парочки и вышел вместе с человеком в сером костюме. С тех пор бывшего начальника отдела технического контроля лампового завода во Фрибурге не видел никто.

Подвальный свет окутывал голубизной застоявшийся пыльный воздух. Разительно отличаясь от теплого солнечного света, он наполнял меланхолией всех сидящих в туманной камере предварительного заключения. Проделывал за тайную полицию часть их работы. Попавшие в цепкие лапы карательной системы люди очень быстро теряли волю к сопротивлению под непривычно холодным светом электрических лампочек. И без того затерявшаяся в пространстве жизнь маленького городка выглядела еще более пустой в окружении четырех стен без окон и какой-либо связи с внешним миром. Все жизненное пространство Платона и Лии ужалось до нескольких квадратных метров комнаты, разделенной пополам решеткой. В абсолютной пустоте параллельного измерения из нового бытия невозможно было даже представить, сколько солнечных градусов миновало и сколько учебных лекций прошло, пока они там сидели. При всем желании нельзя было вычислить никакой срок без ориентиров, вроде телевизионного расписания или устоявшегося распорядка жителей квартала, деятельность которых всегда можно было увидеть, высунувшись в окно. Расстояние застыло на месте и казалось, что весь мир сейчас поставлен на паузу, настолько нереальной была мысль, что где-то в данный момент кипит жизнь.

В неподвижной вечности арестованные молодые люди словно застряли между всех известных науке миров. Мозг отказывался фиксировать какие-либо жизненные циклы и вообще свое существование как таковое. Три физических измерения сжались до одной неподвижной точки внутри паникующего пытливого ума Платона, окруженного замкнутым пространством, словно другой вселенной или черной дырой.

Неотвратимость подкрадывалась из темноты будущего и наконец встретилась с парнем лицом к лицу. Не в силах что-либо предпринять, полностью скованный собственным страхом и безысходностью, он смирился с судьбой и приготовился к худшему, к пустому тоннелю без единого луча света в конце.