Андре, как раз начавший с усилием поворачивать ключ еще раз, остановился и, обернувшись через плечо, воззрился на девушку, как столяр на табуретку.
– Похищение человека, удержание его где-либо против воли – это преступление, – медленно, назидательно вымолвил он и, вздохнув, покачал головой, – Откуда же ты взялась такая, что ничего не знаешь… Мастер карает преступления достаточно строго, он считает, что изменить преступника не может ничто, поэтому лучше просто его уничтожить. За некоторые преступления, правда, он все же заключает в камеру, но то, что натворил по незнанию я, карается смертью. А я не хочу на плаху из-за глупой ошибки, откуда я мог знать, что пойманный мною лев на самом деле и не лев вовсе?!
– Тихо, тихо, – хранитель памяти, уже истомившийся в ожидании освобождения, примирительно поднял руки, – Не отвлекайся и открой замок. Обещаю, мы не будем жаловаться мастеру, даже если он будет нас пытать. Я не в обиде на тебя, парень – каждый может ошибиться!
Андре, мрачнеющий с каждым мигом все больше и больше, пасмурно кивнул и, набрав побольше воздуха в грудь, стиснул зубы, с еще большим усилием проворачивая ключ в замке.
Роман недовольно сморщился и зажал уши.
– Если он заскрипит еще чуть громче, Альберт точно все услышит!
– Надо было смазать сначала, – Людовик неодобрительно поджал губы, – Эх, дилетант ты, капитан, в том, что касается клеток…
– Иди на палубу, матрос, и следи за курсом! – рыкнул капитан и, вынув ключ из замочной скважины, убрал его в карман. После чего уверенно добыл из нагрудного кармана рубашки (сегодня он был одет не так, как в день знакомства с Татьяной, и рубаха, обтягивающая его торс, казалась вполне современной, чего нельзя было сказать о штанах и высоких сапогах) ключик гораздо более меньший, какой-то очень скромный по сравнению с убранным и, приподняв замок, вставил его в скважину с обратной стороны.
Этот ключ повернулся легко, да к тому же всего один раз, и замок, к радости всех присутствующих не щелкнул, а протяжно застонал, отпуская доселе крепко удерживаемую дужку. Андре с усилием раскрыл последнюю и, кое-как выдернув из петель, распахнул дверь клетки.
Хранитель памяти, не дожидаясь дополнительного приглашения, торопливо покинул последнюю и, отойдя подальше, с видимым удовольствием вдохнул несколько спертый, но даже здесь соленый морской воздух.
– Верьте или нет, но в клетке дышится совсем иначе, – искренне произнес он и, крепко обняв бросившуюся ему на шею Татьяну, хлопнул по плечу виконта, – Ладно, ведите меня наверх. После клетки мне не терпится увидеть простор…
Роман, явственно сомневающийся в новом знакомом, не доверяющий ему столь же безоговорочно, как девушка, кивнул и поспешно зашагал вперед. Увидеть простор ему, судя по всему, не терпелось ничуть не меньше, чем Винсенту.
Андре, оставшийся позади, проводил их долгим, мрачноватым взглядом и, вздохнув, на несколько секунд закусил губу. Затем покосился на внимательно наблюдающего за ним Людовика и, выдавив из себя жалкое подобие улыбки, развел руками.
– Не могу поверить, что это правда. Я даже и в мыслях не держал…
– Конечно, – молодой маг тонко улыбнулся и, кивнув, легко махнул рукой в сторону выхода, – Поспеши, капитан, а то корабль унесет в далекие дали без твоего ведома.
– Я закрепил штурвал, – Андре в раздумье толкнул дверь клетки, закрывая ее и, бросив быстрый взгляд на собеседника, медленно опустил подбородок, – Хотя ты, разумеется, прав. Идем на палубу, ее нельзя бросать без присмотра.
Луи спокойно кивнул в ответ и, проводив взглядом удаляющегося парня, едва заметно сузил глаза. В искренность его слов, как и в его неосведомленность молодой человек не верил.
…На палубе царило радостное оживление.
Владислав, едва увидевший поднимающегося на палубу мужчину, просиял, как солнце в ясный день и, вскочив на ноги, забывая про рисунок на парусине, бросился к нему.
– Винс! Черт возьми, вот это сюрприз! Как ты, откуда здесь? Ты… – он вдруг замер и взволнованно оглядел сопровождающих нового члена их команды Татьяну и Романа, – Он… помнит?.. Хоть что-нибудь?..
– Даже более, чем, месье Цепе́ш, – хранитель памяти ухмыльнулся и, принимая на себя вид совершеннейшей невинности, осведомился голосом, каким справляются о здоровье матери, – Как чувствует себя ваш железный транспорт?
Ответил ему вовсе не тот, к кому он обращался, что, в общем-то, можно было полагать почти нормальным.
– Страдает в одиночестве на берегу, – Людовик, успевший нагнать друзей, выглянул из-за спины брата и ухмыльнулся, – Роняет бензиновые слезы, оплакивая удалившегося в неизвестность дорогого и любимого хозяина…
Читать дальше