Татьяна Бердникова - Проклятый граф. Том VII. На крючке ярости

Огромный средневековый замок высился на склоне холма.

Мимо него текли годы, декады и века, мимо него неспешно скользила вечность, оставляя свой отпечаток на каменных стенах. Менялись поколения обитателей, люди рождались, взрослели и умирали, миновали радостные и страшные события…

Замок стоял, непоколебимый, строгий и уверенный, вечный и неизменный, всегда на том же месте, всегда готовый принять и взлелеять новое поколение своих хозяев.

Было время, и на три столетия он будто выпал из жизни, он был почти законсервирован, замкнут в одной точке, как и его хозяин, но они прошли – и жизнь снова потекла по каменным венам. Замок ожил, замок зазвенел голосами, заискрился смехом и, казалось, стал еще прекраснее, чем прежде.

А может, и не казалось?

В то время, когда хозяин древнего строения безжизненно сидел в холле, его вотчина пугала воображение, казалась не прекрасной обителью дворянина, а скорее тюрьмой, мрачной темницей, каменным склепом для живых, нечастных узников, и подходить к нему не рисковал никто.

Сейчас же, когда стены замка были заново отстроены, окна вымыты, а комнаты вычищены, когда даже старые дубовые двери, казалось, сияли новой древесиной, ни у кого из случайных посетителей не возникло бы и мысли о каких-то мрачных тайнах, прячущихся за высокими стенами. Трудами хозяина замка, стараниями его обитателей к древнему строению была проведена хорошая дорога, соединяющая его с большим миром и, чудилось, ничего ужасного, скрытного и страшного быть здесь просто не могло.

Никаких пленников случайные посетители увидеть здесь не ждали и не подозревали и, пожалуй, очень удивились бы, узнав, что пленник здесь все-таки есть.

Он сидел в самом глубоком подвале замка, ниже, чем можно было спуститься из основных помещений, ниже, чем можно было представить; сидел, скованный по рукам и ногам, с железным ошейником на шее и хладнокровно считал минуты своего бесконечного заточения.

Свобода ему не светила, и он знал это – он был осужден пожизненно, а если учесть, что жизнь его была бесконечной, то и заточение растягивалось на вечность.

Впрочем, сидеть так долго, как хотелось его врагам, пленник не собирался.

Мимо него текли, сменяясь один за другим, годы, он сидел здесь уже долго, подпитывая так и норовящие угаснуть силы лишь жалкими подачками, какими кормили его тюремщики, да неукротимой внутренней яростью.

Они сделали все, чтобы он не мог выбраться.

Сделали все, сковали его, опасаясь его силы, выстроили стену, которая должна была бы помешать ему бежать в поместье друга, чей подвал был соединен с этим, они замуровали в стене рядом меч, тянущий из него силы – они сделали все! Но не учли наличия у него силы, неподвластной проклятому мечу.

Его дух был несгибаем, сила его воли не могла быть сломлена, а ярость придавала ему сил, зажигая вновь так и норовящий угаснуть внутренний огонь и, пользуясь этими силами, единственными, что остались у него, он потихоньку начинал возрождать в своем теле былую мощь.

Конечно, они не знали об этом, не предполагали, что он может быть на это способен. Конечно, он не демонстрировал своих способностей тем, кого так ненавидел…

Прямо перед пленником внезапно, вынырнув из тьмы, возник силуэт высокого молодого человека с длинными черными, завивающимися мелкими кольцами волосами, и он криво улыбнулся. Эти визиты за последнее время уже стали для него привычны.

– Желаете провести партию, господин виконт? – голос его звучал хрипловато, не так, как прежде: проклятый ошейник на шее мешал нормально разговаривать.

– Как обычно, господин пленник, – в тон ему отозвался парень и, легко поведя рукой, заставил возникнуть перед узником невысокий, как раз на уровне его скованных рук, столик с шахматной доской на нем. Себе же он создал стул, на которой тотчас же и присел.

Фигуры были уже расставлены, и пленник, чуть сузив желтые глаза, с видимым трудом покачал головой – ошейник мешал ему делать и это.

– Могли бы и позволить пленнику сыграть белыми, месье Роман, – голос его так и сочился ядом, однако, на собеседника его это, по-видимому, впечатления не произвело, – Начинайте.

Роман, согласно опустив подбородок, мягко коснулся одной из фигур, переставляя ее. Противник его, тонко улыбнувшись, взял мизинцами скованных рук одну из собственных и хладнокровно ответил на вызов.

– Одно меня удивляет… – партия уже вовсю шла, однако, виконт предпочитал молчать, и пленник решил заговорить сам, – Вы приходите ко мне с завидным постоянством, часто играете со мною, скрашивая мое одиночество… Но всегда молчите. Насколько мне известно, это не в вашем характере, почему с вашей стороны я подвергнут такому остракизму?