Владимир Положенцев - Тайна Белого утеса. Взаимосвязь времен и судеб

– Боже упаси, мы знаем дело, чтобы ничего не изменить…

– Поднимите-ка сапог, хотя бы правый.

Фельдфебель послушно приподнял правый сапог, повернул к свету подошву. Она была с краю слегка измазана кровью.

– Не понимаю, – пробормотал помощник надзирателя.

– Вот. То есть, как ни хранись, а от крови не убережешься, коль она в таком количестве. А у Любезнова башмаки чистые. Совершенно.

– Может, переобулся.

– Возможно. Обыщем его квартиру. Проверим соскоб с подошв всей обуви Серафима под микроскопом. Так. Пишите дальше: по утверждению вдовы господина Бубнова на связке отсутствует ключ от личного сейфа убитого. В карманах шерстяных штанов фиолетового цвета несколько медяков мелкого достоинства, носовой платок белого цвета, по виду женский.

– Это я Никодима Савельевича приучила к носовым платкам, -сказала Ольга. – До меня диким был, в рубаху сморкался. Каждый день ему чистые платочки выдавала.

К огромному удивлению следователя, Бубнова, наконец, проявила эмоции – всхлипнула, приложила костистый кулачок к глазам. Но в следующую секунду, она снова являла собой полную невозмутимость.

– Так. Хорошо. – Следователь взглянул в тетрадку Журкина, правильно ли он там всё записывает. Удовлетворенно кивнул. – Кстати, а вы сейф сегодня видели? Открыт он или закрыт.

– В кабинете мужа я сегодня не была. Как узнала об убийстве, сразу сюда прибежала.

– А кто вам сообщил?

– Половой Ермилка.

– Понятно. Далее…

Левая рука целовальника находилась под животом. Следователь не без усилий, так как рука уже начала коченеть на холодном полу, вывел ее наружу.

– Что это?

В кулаке целовальника был зажат клочок бумаги. Блудов разжал убитому пальцы и клочок выпал на каменную кладку. В подполе горела всего одна электрическая лампа, света от нее было не очень много. Следователь вынул из портфеля портативный английский фонарь, но он, мигнув, больше не подал признаков жизни.

Поднялись наверх. Апрельское солнце уже ярко било в окна. Блудов разложил на столе бумажку. Верхняя ее часть была неровно оборвана. Видно, кто-то тянул ее на себя, а Бубнов не отдавал и она порвалась. На ней черным грифельным карандашом были изображены какие-то зигзагообразные линии, уходившие вверх, в другой клочок, оставшийся, по всей видимости, у преступника. Линии были обозначены трех и четырехзначными цифрами. Но более всего следователя поразило то, что рисунок был сделан на обрывке нотного листа.

– Как вы думаете, что сие означает? – спросил Ольгу следователь. Вдова пожала плечами:

– Понятия не имею.

– У вас в доме кто-нибудь музицирует?

– Дочь Катерину пытались научить играть на арфе да бесполезно. Медведь на ухо наступил. Арфу продали три года назад, дочь оставили в покое.

– Она здесь?

– В области, в благородном пансионе, где когда-то воспитывалась и я. Пока не закрылся, но видно скоро…

– Но там их обучают музыке?

– К чему вы клоните, господин следователь?

Этот вопрос Ольга задала таким бесцветным тоном, будто на рынке интересовалась стоимостью моркови.

– Ни к чему-с, так просто поинтересовался. Когда Катерина в последний раз приезжала домой?

– Теперь сюда разве что на аэроплане доберешься, – ответила вдова, и следователю показалось, что в ее глазах промелькнула усмешка. – Осенью была, полгода уж как.

Блудов хотел спросить – и не скучаете? Но понял, что вопрос не по адресу – это почти безэмоциональное существо вряд ли может по кому-нибудь скучать. Хотя почему безэмоциональное? – сам себе возразил Блудов, – мужа-то, говорят, дубасила почем зря. Нет, просто Ольга спряталась в удобную ей скорлупу, но когда выходит из нее…

– Хорошо. – Следователь поднялся, отряхнув утепленный двубортный вицмундирный сюртук темно-зеленого сукна, с отложным, бархатным воротником. – На этом пока закончим. Фельдфебель, организуйте мужичков, пусть отвезут труп в ледник при больнице.

– Она закрыта, а последний фельдшер сбежал, – ответил Журкин.

– Ну, так откройте, ледник-то не убежал! – следователь впервые за утро повысил голос. Его что-то раздражало, но он еще сам не понимал что именно. -И саму больницу отворите.

– Слушаюсь, ваше благородие.

Фельдфебель выбежал на улицу «организовывать» мужиков. А следователь посоветовал Ольге идти домой, сказав ей перед этим, что трактир будет на время опечатан. Тело мужа она сможет получить для похорон, как только судебный секретарь уладит все формальности. Что это за формальности, Алексей Алексеевич уточнять не стал.