– Покажите, пожалуйста, руки, – попросил Блудов Серафима.
– Что? – Любезнов все еще пребывал в оцепенении.
Хомутов схватил торговца за запястья, вывернул их ладонями вверх.
– Мозоли трудовые, – констатировал следователь.
– Бочки-то с мешками таскать, – ответил «студент».
– Теперь подошвы.
– Что?
Хомутов ткнул парня в бок:
– Ну, ты, дурака-то из себя не строй. Сказано показывай что требуют, значит показывай.
Следователь внимательно осмотрел через лупу, что достал из саквояжа, обе подошвы изношенных сапог. Пинцетом поддел часть земли, прилипшей к каблукам. Землю завернул в лист бумаги, положил в саквояж.
– Где вы были этой ночью и утром, господин Любезнов?
– Дома. Что за станцией, у Черного пруда. Отец покойный арендовал квартиру у купца Прянишникова. Купец помер, батюшка тоже, плачу его вдове Елизавете Родионовне пять целковых. И продуктами ей помогаю.
– Она вас видела ночью?
– Н-нет. У нее вход со двора, а у меня с пруда.
– Вы, я так понимаю, не женаты.
– Бог миловал.
– Ага. Ну а дама у вас есть?
– Вы, вероятно, хотите спросить, был ли я ночью с какой женщиной. Нет, спал один.
– Значит, у вас нет алиби.
– Чего нет?
Любезнов снова получил тычок от надзирателя в бок:
– Не придуривайся!
– Да нет у меня ничего! – воскликнул Серафим и всхлипнул по-детски. – Не убивал я трактирщика, крест целовать готов. За что мне его убивать, сами подумайте!
– Как за что? – следователь изумленно округлил глаза. – Причина самая что ни на есть веская – он отказался выплатить вам полную сумму за поставленное вино. Что скажите?
– Ну.… Ну, повздорили малость, я не сдержался, бросил ему в лицо его деньги. Но это ж пустяк.
– А говорили вы целовальнику, что он толкает вас на преступление?
– На преступление? Не помню, может, и говорил. Ну, правильно, говорил – мол, толкает меня на самоубийственное преступление, теперь мне только в петлю и остается.
– Вот как. И отчего же не влезли?
– Куда?
– В петлю, сударь, раз вы намеревались?
– Не намеревался я! В сердцах просто крикнул.
– В сердцах, значит. Ладно. Архип Демьянович, вы описали вещи в карманах убитого?
Помощник надзирателя нервно затоптался, кашлянул в огромный кулак.
– Я, ваше благородие, посчитал, что вы сами изволите…
– Понятно, можете не продолжать. Изволю. Господин Хомутов, вы будете далее записывать, а господин фельдфебель отправит задержанного Любезнова в участок. Да, сударь, посидите у нас, пока не выяснится.
Теперь закашлялся Хомутов, он попросил следователя самому отвезти Любезного в околоток, а Журкин «пусть уж продолжает записывать». Блудов понял, что надзиратель страдает похмельем, руки его плохо слушаются и писать ему будет затруднительно, потому возражать не стал.
Хомутов потянул «студента» к выходу, а следователь, надев тонкие кожаные перчатки, припал к телу убитого целовальника Бубнова.
– Записывайте, Архип Демьянович: в правом кармане жилетки трактирщика Бубнова, синего цвета, в желтый горошек, обнаружен серебряный хронометр на цепочке фирмы «Tell». В левом кармане жилетки находится связка из трех ключей.
– Одного ключа не хватает, – сказала, появившаяся неожиданно для всех сзади Ольга.
Следователь взглянул на нее, ухмыльнулся – Бубнова по-прежнему не смотрела в глаза. Но лицо спокойное, даже отстраненное, как у богомолки. Прав фельдфебель, гвоздь, настоящий железный гвоздь.
– Что за ключ отсутствует? – спросил женщину Блудов.
– От сейфа, который в кабинете мужа стоит. Он держит там всякие бумаги: векселя, расписки должников.
– И деньги?
– Нет. Раньше деньги отвозил в уездный банк «Царевич Алексей», а как это случилось… ну, вы понимаете, стал где-то прятать. Мне не говорил где.
– Та-ак, – протянул Журкин. – Кажется, версии есть: целовальника убил один из должников. Или тот, кто знал, где он прячет деньги.
– Вы думаете? – Следователь с прищуром взглянул на фельдфебеля. – Для чего же было убивать Никодима Савельевича, если было известно, где находится его схрон? Забрали бы тихо и всё. А вот насчет должника версия хорошая.
– Я все же думаю на Любезнова.
– Вы руки его видели?
– Видел и что?
– Садануть человека по черепу так, что расколоть его пополам и совершенно не оставить на руках ни царапины, невозможно. Да вы и сами знаете, с шашкой не раз упражнялись. А у Любезнова ладони чистые, как у тапера, разве что в мозолях. Вы, Архип Демьянович, наступали, может случайно в лужу крови?
Читать дальше