Голова гудела от этого слова, которое смотритель сада бросал налево и направо, не давая девушке добраться до сути. Похоже, его забавляло её неведенье. А с какой натугой он его повторял из раза в раз!
– Ладно, мне надоело смотреть на твой кристально-чистый взгляд и, похоже, такой же – разум. Пойдём, покажу тебе венец всех моих творений, главный сад, скрытый за этим. А потом уже ты поделишься своими «знаниями», – он без особого энтузиазма поманил девушку за собой.
Лилит снова воспрянула духом, вмиг забыв и о фее, и о камнях, и о смерти, ожидая, что сейчас её взору откроется нечто ещё более прекрасное, чем всё, что было до этого. Молча она проследовала за Дугальдом в конец зала, минуя различные коридоры и лестницы, ведущие на верхний этаж. Как бы ей хотелось остаться здесь на всю зиму, блуждать среди наипрекраснейших растений и вдыхать аромат жизни!
В конце, казалось бы, нескончаемого коридора из цветов находился отдельный застеклённый павильон. На его окнах, в отличие от всех остальных, были занавеси из плотной ткани, едва-едва пропускающие свет. Фиор снял с двери увесистый замок и открыл её. В ту же секунду О’Фаррелл поняла, что за этими окнами скрывается душа самого смотрителя – мерзкая и гнилая.
– Входи, – грубо сказал Дугальд, пропуская гостью вперёд.
«…не стесняйся», – мысленно добавила девушка, успев вовремя прикусить язык. Хотя, наверняка, стесняться было чего. По крайней мере, об этом говорил характерный запах – точно такой же, какой исходил от самого смотрителя.
Павильон был довольно маленьким, особенно по сравнению с остальной частью сада, однако создавал ощущение угнетающего величия. Все растения также были красиво упорядочены и расставлены по расписным клумбам, однако дышать здесь было невозможно. Лёгкие отторгали испорченный воздух.
– Это мое главное достояние, – юноша говорил с неприкрытым восхищением. Он воодушевлялся с каждым словом, и на глазах превращался в фанатичного безумца. – Здесь собраны самые ядовитые и смертельные растения, которые только можно найти на нашем континенте, и даже вне его. Я собирал их долгие одиннадцать лет – и знала бы ты, чего мне стоит каждый раз выкапывать и закапывать их, когда зима уходит и возвращается. Что остальным до этого? Рушить для них – забава, почти такая же, как и строить. А мои растения подолгу не могут привыкнуть к новой почве. Ты только взгляни на эти листья, – он приподнял бледно-зеленый лист одного из растений. – Да они же едва живые. Ну, что за мука! А что мне говорить Мудрейшему, если яд вдруг не сработает на пленном? Что он во всём виноват? Ну уж нет! Пусть эти каменюки лучше работают, – Дугальд погрузился в свои мрачные мысли.
Он сумасшедший
У Лилит затряслись коленки, и она уже не могла скрыть этого под длинной пышной юбкой. Теперь сомнений в том, что этот человек пытал рыжеволосую девушку, не было. Нет, она не может здесь оставаться. Снова ошибка. В этом мире просто не существует для неё места. Дугальд вызывал у Лилит приступ животного страха, такого, при котором жертва обычно в порыве отчаяния нападает на хищника. Рука быстро забегала по столу в поисках чего-нибудь острого или тяжелого, но нащупала только плотный стебель. Уже через мгновение у девушки в руке оказались семенные коробочки – две или три – и она запихнула их в карман, пока Дугальд яростно искал в шкафу что-то для улучшения качества листьев.
Что теперь с этим делать, Лилит не знала. Семена, скорее всего, ядовиты, и, если О’Фаррелл удастся незаметно положить их в еду смотрителя, – хотя бы на одного ужасного человека здесь станет меньше. Убийство не было приятно или привычно девушке из аристократической семьи, но почему-то сейчас это казалось единственно правильным поступком. Внутри всё клокотало от переизбытка чувств, спёртый воздух не давал нормально дышать, отчего сознание мутилось. Сейчас, находясь в окружении безумцев, было не время принимать трезвые решения.
Ноги несли Лилит так быстро, что тело едва за ними поспевало. Сапоги без каблуков ей определённо нравились. Оставалось надеяться, что Дугальд не обратил внимание на её спешку. Они стояли в этой ужасной комнате, по меньшей мере, ещё пол вечности, прежде чем юноша наконец вывел О’Фаррелл обратно. Девушка пропускала все слова мимо ушей, борясь с предобморочным состоянием. «Надеюсь, он опять спишет всё на мою тонкую женственную натуру», – обнадёживала она себя, медленно осознавая всю степень своей глупости. Лилит держала лицо так долго, как могла, но, выйдя из сада, почти тут же утратила всё самообладание – казалось, будто каждое растение кричит ей вслед: «Воровка».
Читать дальше