Мария Родионова - Земля белых волков

Трудно было сейчас поверить, что всего пару недель назад этот город сверкал и переливался, как какая-нибудь замысловатая, ласкающая сердце безделушка: все его улочки были наполнены смехом, танцами и весельем. Весь мир съезжался посмотреть на необыкновенные парады и фееричные цирковые шоу, которые проходили здесь каждый вечер. Яркие, местами вызывающие, костюмы, в которые были облачены буквально все жители Никс-Аргос, бросались в глаза приезжим. Город утопал в огнях. Повсюду сновали толпы детей, а следом – и родителей, пытающихся догнать своих неугомонных чад. Нескончаемый поток артистов и акробатов колоннами прокатывался по широкой мостовой. И так почти круглый год.

Сейчас же весь город окутала тишина. Замирая, он медленно покрывался слоями пыли, и лишь в пьяных наваждениях к нему возвращалось былое величие. Однако ничего не происходит просто так. И можно с уверенностью сказать, что всего через несколько месяцев огни снова зажгутся, и туристы рекой разольются по улочкам, вдыхая запах эля и истоптанных мостовых. Так что это – отнюдь не смерть. Всего лишь сон. А от любого сна, даже самого прекрасного, рано или поздно приходит время очнуться.

***

Около восьми утра в дверь приглушённо, но напористо постучали. Лилит, только встав с кровати, быстро завязала непослушные волосы в хвост и накинула поверх ночного платья плед. Босиком она торопливо спорхнула с лестницы, нервно оглядываясь в поисках матери. Стук умолк, но, очевидно, был готов вот-вот раздаться повторно. Девушка опередила его, распахнув дверь. Снаружи повеяло сыростью и холодом. Вместе с ними в дом вошёл доктор Эван Нильсон.

На вид мужчине можно было дать все пятьдесят, хотя на деле ему не было и сорока. Седина проклюнулась на его голове слишком рано, и уже успела захватить большую ее часть. Морщины покрывали весь лоб, минуя лишь брови. Тяжелые веки лежали на и без того маленьких глазках, делая взгляд печальным. У доктора был крайне усталый вид. То ли это было от ежедневной кропотливой работы, то ли от гнетущей панической боязни окружающего мира. Казалось, его всё пугало до чёртиков, и не было на земле такой вещи, которая не приводила бы его в ужас.

И всё же сегодня доктор Нильсон выглядел особо уставшим: под серыми потускневшими глазами виднелись мешки, пальто казалось помятым и истрёпанным. Такого не случалось прежде. Приближение зимы никого не красит, но, определённо, произошло что-то ещё.

Мужчина вошел в дом, чуть пошатываясь, и Лилит, испугавшись, что он упадёт, поспешила забрать из его рук старенький кожаный чемоданчик.

– Доброго вам утра, мисс Лилит, – как всегда приветливо, правда, слегка сонно, поздоровался Нильсон, снимая пальто. – Вижу, вы только проснулись. Остальные уже встали?

Девушка поправила чёлку и стыдливо кивнула, помогая гостю повесить одежду.

– С добрым утром, – слегка запоздало сказала она и бросила взгляд в окно, за которым продолжал бушевать ветер. – Похоже, погода ухудшается.

– В этом году всё с ног да на голову. Будем надеяться, что хотя бы без снега обойдётся.

Девушка вежливо улыбнулась, не желая развивать эту тему. Мать бы этого не одобрила, а Лилит и так умудрилась разозлить её два раза за последнюю неделю. Разговоры о снеге могли быстро усугубить ситуацию.

Они поднялись на второй этаж и прошли по длинному коридору в детскую спальню. Там-то гостя и поджидало всё семейство. Мальчик пятнадцати лет сидел на кровати, отстранённый от родительской беседы. Его взгляд ничего не выражал, но всё же явное недовольство в нём читалось. Мать с отцом стояли к сыну практически вплотную, при этом умудряясь совершенно его не замечать. Они прервались на полуслове, услышав шаги. Лилит вспомнила, как она выглядит, когда было уже слишком поздно.

– Милая, – на лице матери сияла улыбка, но в голосе слышалось явное раздражение, – пожалуйста.

Большего не потребовалось. Сгорая от стыда, девушка что-то пробормотала и практически выбежала из комнаты. Заслужить материнское недовольство трижды за неделю – это надо очень постараться. Подготовка к зиме никогда не проходила спокойно, но всему же есть предел. Хотелось запереться в комнате и не выходить целую вечность. Ну, или хотя бы до завтрашнего утра.

Пряди уже скользили между пальцами, когда девушка дошла до зеркала в своей комнате. Она ловко перебирала непослушные чёрные волосы, заплетая их в косу и пытаясь прижать сильнее к голове.

«Вот бы скукожиться и исчезнуть из всеобщего поля зрения», – думала юная О’Фаррелл, попутно выбирая, в какое из своих многочисленных блёклых и тяжёлых платьев ей облачиться.