Анна Алора - Госпожа Ректор

– Лето называется… – пробурчал недовольно Владимир, и тут неожиданно увидел дядькин дом.

Немного покосившийся, с заколоченными окнами и навесным замком на входной двери, он будто сам вышел ему навстречу, выглянув из-за поворота.

Забора вокруг него, считай, и не было.

Зиял провалами штакетник, крапива бурно росла и уже зацветала, вездесущий вьюнок обвивал все, до чего мой дотянуться, и штакетник розовел и местами синел от обилия его цветов.

– Веселенькое место, – подумал Вова, – как раз подходящее для бывшего физика-теоретика.

При слове «бывшего» в сердце кольнуло.

И Владимир вздохнул, глубоко, как только мог, а потом произнес вслух:

– Фига се! Бывших физиков не бывает! – и вот как-то от этих немудреных слов на душе у него полегчало.

Вова подошел к дому и, покопавшись в здоровом и тяжеленном рюкзаке с множеством карманов, вытащил ключ. Тяжелый навесной замок умудрился покрыться налетом вездесущей ржавчины, и в сердце мужика зашевелилось сомнение.

– А ну как и изнутри эта пакость пожрала механизм?

Наш бывший физик, готовый к самому худшему, вставил в скважину ключ. Самое худшее в представлении Вовы была ночевка на улице, если замок заржавел, и открыть его не удастся.

Ключ вошел в скважину с трудом, и поворачиваться отказался наотрез. Мужчина, как представитель профессии интеллектуальной, налег на него со всей силою, какую только мог собрать. Судя по всему, силушки хватило, и замок, не выдержав такого издевательства над своими пострадавшими от повышенной влажности внутренностями, просто развалился на две неровные части.

Вова вытер пот со лба, и на лице его даже появилось нечто, похожее на улыбку.

– Ну, начало положено. На улице ночевать точно не придется, – с удовлетворением подумал наш физик-теоретик, хозяйственно убирая остатки замка в сторонку. Он потянул дверь за обычную деревянную ручку, которая пережила все годы-непогоды значительно лучше замка, и даже практически осталась на месте, только чуть-чуть покосилась.

Дверь, как и положено двери в заброшенном на столько лет доме, недовольно заскрежетала и заскрипела, но напору мужских рук, кои были вовсе не так и могучи, поддалась.

А куда ей деваться? Работа такая.

Володя шагнул в темноту, и нащупав слева у входа выключатель, вдавил кнопку внутрь. Однако светлее не стало.

Мужчина удивился и даже несколько опечалился.

– Неужели электричество отключили? – в сердцах сказал Владимир, и сел на свой тяжеленный рюкзак, который умудрился затащить одной рукой в открытую почти настежь дверь.

Очевидно, это событие пошло мужчине на пользу. Потому что он вспомнил, что нужно же пробки ввинтить!

На душе у него повеселело, потому как смартфон почти разрядился, да и ноут, который он, безусловно, взял с собой, нужно было подключить.

Владимир потер руки, рискнул включить фонарик на телефоне, и, подсвечивая себе, пошел искать пробки. Нашел. Видно, несмотря на то, что он давненько тут не бывал, что-то в памяти осталось.

– Да будет свет, сказал поэт! – велеречиво произнес мужчина, закручивая пробки на их законное место. И стоило только щелкнуть выключателем, который был покрыт тонким слоем пыли и окутан паутиной, как свет зажегся и осветил теперешнее Володино жилье.

Ну, что сказать.

Жилье было весьма неплохое, а по деревенским меркам, так и почти роскошное. Несмотря на внешний неказистый вид, внутри имелась даже душевая кабина! Вова вспомнил, что ведь как раз он и заказал ее, тогда, два года назад.

– Ничего себе, как это я умудрился забыть?! – с великим удивлением подумал мужчина, и потер лоб. Он почувствовал, как внутри поднимается волна понимания, а за ней другая – стыда и отвращения.

Володя понял вдруг, что за эти приступы, которые накатывали иной раз совершенно без предупреждения, он просто себя ненавидит:

– Боже мой! И ладно бы, будь я женщиной, так куда ни шло.

Но мужчина, ученый с чисто женскими, как я всегда думал, мигренями, это нонсенс.

И Володя постарался затолкал эту унылую мысль куда подальше, в неведомую глубину подсознания. Куда она и ушла, провалившись как в омут.

А физик наш постарался взбодриться, и пошел разбирать рюкзак, то и дело прислушиваясь к себе. Временами перед приступами у него начиналось мерцание в глазах. И это было за великое благо, потому что тогда он, наученный горьким опытом, просто шел и ложился в кровать.

Конечно, с мокрым полотенцем на голове и наглотавшись таблеток.

Пока все было тихо. Голова вела себя вполне прилично, что было даже странно. После раннего подъема и дороги с тяжеленным рюкзаком можно было ждать от нее всего.