– Ладно, – буркнул Звучный Голос. Похоже, удовольствия беседа ему не принесла. – Я думаю, вы с ним уже контактируете, с объектом вашим?
– Исключительно на уровне сна, Комиссар.
– И он нас видит?
– Да. Но забудет, как только проснётся.
– Уж надеюсь.
– В конце концов, нам тоже снятся сны.
– И вам они нравятся, ваши сны, друг мой?
– Я их, увы, не выбираю, Комиссар.
– То-то и оно, – Звучный Голос повернулся и вышел. За ним вышли не проронившие ни слова спутники. Это и есть триумвират? Он самый, подсказал тот-кто-в-зале. Подошёл к висевшему на стене небольшому зеркалу – сразу-то его Еремей и не приметил. Заглянул
Из зеркала на него смотрело незнакомое лицо. Длинные волосы с проседью. Усы. Борода. Крючковатый нос. Твёрдо очерченный рот. Шрам на правой щеке. И глаза под кустистыми бровями, голубые глаза, смотрящие прямо в душу.
– Вот так-то, братец. Посмотрел? А теперь пора просыпаться, – сказало ему отражение.
И он проснулся. Но за миг до пробуждения страшная догадка пронзила его.
Он побывал в чертогах Нечистого!
Еремей несколько секунд лежал, соображая, где он. В Монастыре? На вакациях? Не вставая с ложа, он оглядел покой. Всё вспомнилось моментально – поручение Настоятеля, поход, собрание советников, возложение на него обязанностей священника прихода Но-Ом. Он опустил ноги на пол, чувствуя себя бодрым, вся походная усталость ушла бесследно. Ох и спал же он! Сном крепким, здоровым, очищающим душу и восстанавливающим тело. Снилось что, нет, не помнит, видно, и нечего помнить.
Спустя четверть склянки он уже входил в церковь.
Порядок внутри был образцовый. Церковный староста, видно, постарался. Нужно будет поблагодарить. Но сначала познакомиться. Кто есть кто. Староста, казначей, помощник. Понятно, это люди ответственные и, как все в скиту пионеров, очень, очень занятые. Настолько занятые, что пришли в церковь почти сразу вслед за Еремеем.
Церковным старостой оказался пекарь, он же костоправ, он же историограф, он же секретарь Дома Совета – и ещё с полдюжины обязанностей были у почтенного мастера Рэндольфа. «Почтенному» было всего лет тридцать, люди в поселениях растут быстро. В Монастыре Рэндольф стал бы «почтенным» в пятьдесят, и то, если бы крепко повезло. Вот и ещё одна причина, почему люди меняют налаженный, спокойный быт монастыря на полную неожиданностей жизнь пионера. Он и сам-то стал священником куда как неожиданно.
Казначейшей была Сара Хармсдоннер, сестра старшины поселения. Почтенная дама тридцати лет.
Ну, а министрантом, уборщиком, кладбищенским хранителем и вообще мастером на все руки был, конечно, Рон, хотя действовала у него пока лишь одна рука. Рон, собственно, занимал место, которое предназначалось Еремею – и это было для Рона не лишней заботой, не головной болью, а способом заслужить у поселенцев уважение и признание.
Свою первую службу Еремей провёл скромно. Никаких фейерверков красноречия, никаких предсказаний будущего. Прихожане, а было их столько, что упасть не могло не только библейское яблоко, но даже горошинке не отыскалось бы местечка, если и были разочарованы, то ничем разочарование своё не выказали.
После службы Еремей долго говорил с церковным советом. То есть долго по меркам поселения, где каждый человек, каждая минута и каждая горошина были на счету. Узнал он для себя много полезного. О том, что скоро ему предстоит крестить ребенка Аннабель Левашовой и Эдгара Бородаева, а Ларс Стаханов, опытный рудокоп, наоборот, хворает, второй день не встает с постели и просит, чтобы священник его посетил. О том, что племя круглолицых устроило стоянку в пяти милях от поселения Но-Ом, и шаман племени хочет встретиться с шаманом Но-Ома, вы уж простите отец Еремей, для них священник всё равно, что шаман. О том, что в церковной кассе денег нет, но есть двадцать фунтов золотого песка, хотя пока ни деньги, ни золото в Но-Оме не ходят. И ещё, и ещё, и ещё.
Когда староста и казначейша удалились, а Рон, ловко действуя здоровой рукой, начал наводить порядок в церкви, Еремей попытался упорядочить полученные сведения. Он понимал, что в первые дни для него внове всё, через месяц-другой он пообвыкнется и будет ориентироваться в делах если не играючи – в работе священника нет места играм, – то спокойно и несуетливо. Умению вести церковное хозяйство их учили в семинарии. Правда, полностью курс был ещё не пройден, но жизнь, она тоже учитель.
Рон и отвёл его в белый барак, где находился Ларс Стаханов, тяжелобольной рудокоп.
Читать дальше