– Что это за окно? – подозрительно спросил он. – Нас могут увидеть оттуда и помешать нам.
– Это окно комнаты моих младших сестер, Мари-Николь и Мари-Анжель, – отвечал Дом. – Они сейчас на кухне, где кухарка жарит голубей, и не скоро вернутся к себе.
Жан-Жак успокоился. Он снял свое сюрко и бережно сложил его на камнях парапета, оставшись в своей алой рубашке-котте, рукава которой он засучил выше локтей. Затем, опустившись на колени, он прочитал» Отче наш» и поцеловал висевшее на груди золотое распятие. Дом последовал его примеру и тоже прочитал молитву; ибо оба мальчика чувствовали, что только один из них покинет площадку живым.
…Теперь, когда поединок был близок и неминуем, оба соперника стали серьезны и сосредоточены. Встав с колен и беря в руки мечи, они обменивались оценивающими взглядами. Впрочем, Жан-Жак был полностью уверен в своем превосходстве; хотя ему и не приходилось еще убивать противника в подобном поединке, он был – много раз – свидетелем подобного, и никогда ни жалость к побежденному, ни ужас при виде предсмертных мук не трогали его кровожадное сердце. Разглядывая сейчас невысокого, тоненького, почти хрупкого Дома, оруженосец Черной Розы даже досадовал, что в первом серьезном бою ему достается такой слабый и неумелый противник.
Однако, когда Дом взял в руку длинный обоюдоострый одноручный меч и несколько раз ловко перекинул из правой руки в левую, примеряясь к его тяжести и проверяя баланс и центровку клинка, Жан-Жак невольно насторожился.
Но вот мальчики встали в боевую стойку – и поединок начался. Оруженосец герцога сразу пошел в наступление, делая неуловимо быстрые выпады. Дом отступил, почти не парируя; но, как заметил паж, отступил так, чтобы Жан-Жак повернулся лицом к солнцу.
«Хитрый, щенок!» – подумал юный парижанин; но подобная тактика была ему хорошо известна, и он не купился на эту уловку. Он теснил Руссильона к парапету, стремясь зажать юнца в угол, так как понимал, что тому не по силам ближний бой. Дом же стремился к схватке на расстоянии, потому что в ней нужны были больше быстрота и ловкость, а именно эти качества давали сыну Руссильона некоторое преимущество перед явно сильнейшим противником. Парируя удары Жан-Жака, мальчик ускользал в сторону, не давая прижать себя к стене, выжидая и одновременно экономя силы, зная, что в бою с тяжелым мечом они терялись очень скоро.
Глаза Дома были сощурены, рот плотно сжат, лицо было бледным и напряженно-сосредоточенным; он ждал ошибки противника… и дождался. Жан-Жак, обманутый отступлением Руссильона и не ожидающий нападения, замахнулся для рубящего удара, -этот удар легко мог раскроить череп, -и тут Дом легко упал на колено, нанес молниеносный выпад – и клинок его вонзился в левую ногу оруженосца Черной Розы, ниже бедра. Оба мальчика вскрикнули одновременно: сын графа – победно и радостно, герцогский паж, уронивший свой меч, – болезненно и удивленно.
Опустив клинок и не пытаясь напасть на обезоруженного соперника, Дом смотрел на кровь, струящуюся между пальцами Жан-Жака, который прижал к ране руку; и последний с изумлением увидел, что на лице Руссильона, сменяя гордость и торжество, появляются новые чувства – раскаяние и сострадание.
«Этот ублюдок смеет меня жалеть!» – и бешенство овладело оруженосцем, утроив его силы и заставив забыть о боли в раненой ноге. Бросившиеся к соперникам Жерар и Филипп были остановлены резким криком парижанина:
– Нет, я не сдаюсь! бой не окончен! Это просто царапина! Мы продолжаем схватку!
Тяжело дыша, Жан-Жак с ненавистью смотрел на очень бледного и немного растерянного тем, что раненый противник хочет продолжить поединок, Дома.
– Ну, Руссильон, – негромко процедил паж, – это была просто разминка… А теперь будет настоящий бой – и, клянусь Всевышним, я не буду сыном графа де Сю, если мой клинок не напьется твоей крови!
…И он, почти не хромая, подняв с земли свое оружие, с диким воплем ринулся на Дома.
Теперь оруженосец крутил тяжелый меч, делая им широкие дугообразные движения, стремясь ошарашить соперника и не дать ему даже пустить свое оружие в ход. Маневр Жан-Жака удался: Дому все еще не удалось сосредоточиться, и он начал отступать, обороняясь и не пробуя нападать, видя перед собой одно сверкающее лезвие, которое, казалось, атакует со всех сторон.
Его единственным преимуществом было проворство, так как раненный в ногу парижанин не мог теперь быстро двигаться и поворачиваться. Филипп, ломая от ужаса руки, воскликнул:
Читать дальше