Мария Коршунова - Странный запах тростника

– Пойдём, – скованно отозвалась Аня.

Васькино оказалось симпатичной деревушкой. Дома с наличниками, временами даже с роскошным узором, заборы в красных листьях девичьего винограда, запах осенних костров… И, конечно, яблони, ломящиеся от урожая. Раз с одной из веток, свисающих на улицу, крупное яблоко чуть не приземлилось Славе на голову.

– Эй, закон всемирного тяготения, вообще-то, уже открыли… Знаешь эту историю?

– Да, – смущённо улыбнулась Аня. – Про Ньютона.

– Всё-то ты знаешь… Ну хотя да, ты же этот закон пыталась преодолеть. Кстати, как ты потом обратно собиралась?

– Я бы шарики по одному отпускала.

– А руки бы у тебя не устали?

– Я каждый день с первого августа на перекладине специально висела. Да я бы недолго. Через минуту бы отпускать уже начала.

– Как тебе вообще такое в голову пришло… А в автобус ты как залезла так, что никто не заметил?

Выяснилось, что сначала Аня пряталась за деревом (о поездке она знала, конечно, в результате того разговора в кабинете директора). Автобус припарковался крайне удачно для неё, он прикрыл девочку от потока заходящих людей. Через заднюю дверь та незаметно вошла внутрь и примостилась на одном из сидений. Пройти в самый хвост времени у Ани не было, да и перед ней оставалось ещё много свободных кресел. Однако по мере заполнения салона Аня тревожилась всё сильнее. Лишь чудом Гэндальф оказался последним из тех, кто занял левую сторону автобуса, а у сидевших напротив неё молодых парламентариев (или парламентёров, как их там) девочка интереса не вызвала. Видимо, решили, что это чья-то младшая сестра.

– И что ты думала, мы едем в поход? С палаткой, костром, рыбалкой?

– Ну да…

– А мы ехали слушать скучного дядю губернатора, хлопать ему в ладоши и говорить, какой он молодец.

Помолчали.

– И это ведь ты только первую неделю ходишь в школу! При чём неполную… Я за девять лет столько там не натворил. И даже Илья, наверно, – с улыбкой продолжал Ладушкин.

Несмотря на Славин добродушный тон, Аня снова сникла и застеснялась. Он решил исправить это и огляделся по сторонам в поисках чего-нибудь отвлекающего.

– О. Смотри. Тарзанка. Тебя покатать?

Аня посмотрела на него взглядом любознательной доверчивой синички.

– Спасибо. Покатай.

Ладушкин посадил её на высокую тарзанку из пожарного рукава, привязанную к суку старой ивы, и раскачал. Тарзанка была замечательной: с большой амплитудой, с разворотами. В общем, сделанная не только на возраст хохочущей Ширинкиной, но и вполне на Славин.

– Ладно. Хватит, а то голова закружится, – Ладушкин помог ей спуститься.

– А знаешь, кто эту тарзанку повесил? – неожиданно спросила Аня, сияя счастливой хитроватой улыбкой.

– Нет, – удивился Слава. – А ты знаешь?

– Конечно! Это Ира, моя двоюродная сестра. У меня здесь дача в Васькино.

– Так, а ты не сочиняешь? Что-то тебе сегодня прям удивительно везёт. В автобус залезла – никто не заметил, высадили на даче…

– Нет! Не сочиняю. У меня вон тот дом, с коньком, – Аня показала через дорогу.

Слава сразу же посмотрел на конька: в окрестностях Фёдоровска ему не попадались дома с подобными украшениями. Его губы расплылись в слегка ироничной улыбке, потому что конёк оказался фанерным и не очень высокохудожественным. Но всё равно лошадиная голова радовала глаз, особенно сейчас, на фоне лазури и осенней лиственной пестроты.

– А конька кто делал?

– Тоже Ира! Она тут много чего интересного сделала. Пойдём, покажу.

Слава посмотрел на время и пошёл за Аней, которая устремилась куда-то в небольшой лесок.

Десять минут они шли по тропинке между молодыми берёзами и ивняком. Раз по пути попался мухомор.

– Как жалко, что он несъедобный, – с внезапной обидой произнесла Аня.

– Ты что, такая голодная?

– Нет, просто он красивый… и ядовитый.

Слава вспомнил, что и ему когда-то в раннем детстве не нравилось это сочетание красоты и смертельной опасности. Чтобы подсластить Ане горькую пилюлю, он произнёс:

– Есть три вида мухоморов, которые можно есть. Один из них растёт в наших краях. Только, – спохватился Ладушкин, – на себе не проверяй, какой съедобный, а какой нет!

Скоро берёзы исчезли вовсе, уступив место козьей иве. Тропинка стала влажноватой.

– Так, ты куда меня ведёшь? Хочешь утопить в болоте и избавиться от конвоира?

– Нет, – засмеялась Аня, хоть и не поняла слово «конвоир». – Мы скоро придём.

Через минуту перед ними открылся длинный и довольно широкий канал. Ряска на нём почти отцвела, а рогоз (не камыш, а именно рогоз – уж Ладушкин их не путал!) ещё был молодым и незрелым, с черноватым оттенком головки. Испугавшись Ани и Славы, с воды снялась большая стая уток.