Николай Юрконенко - Лейтенант запаса

– Однако, маленько люблю… На охоте-то все больше один пешку'ешь по тайге, поневоле привыкнешь.

– Так вы охотник? – подивился Игорь. – Кстати, чего стоите, Жаргалов, присаживайтесь, побеседуем, время есть.

– Спасибо, – солдат опустился на краешек скамейки. – У нас вся семья – охотники, товарищ лейтенант. В нашем улусе некоторые буряты скотоводством почти не занимаются – таежничают, как и мы.

– Понятно, – кивнул Игорь, разминая онемевшие от ремней запястья. – А вот я из института сразу в армию, теперь приходится учить самого себя.

– Трудно, однако, с непривычки-то?

– Трудно – не то слово, Жаргалов, – откровенно признался Игорь. – Но во сто крат труднее, когда все трудное вдобавок еще и не знакомо…

– Это правда… Мне вот тоже сначала тяжело пришлось. Думал, не так будет… Стрелять, вроде, умею. Ходить тихо – тоже. Следы читать могу. А как привезли сюда, да начали гонять, понял: надо еще многому учиться. Отцу письмо писал, трудно, мол, а он ответил: «На охоте разве легче было? Если родился мужчиной, то, однако, держись».

«Слова Никитина… – подумалось Игорю. – Почти слово в слово…» Вслух же сказал:

– Отец, полагаю, тоже охотник?

– Да. Шибко хорошо тайгу знает. И шестеро братьев – охотники.

– Вас что же, семеро детей в семье? – удивился Игорь.

– Семеро. Цыды'п, самый младший, скоро тоже в армию пойдет.

– Вот это семья, я понимаю! – улыбнулся Игорь. – Целое отделение снайперов… А из каких вы мест, Жаргалов?

– Забайкальские мы. На речке Жымэкэ'т наш улус стоит. Сулхара' называется.

– А письма часто из дому получаете?

– Нет. Зачем часто писать – зря время тратить? Все заняты: у меня служба, у них охота и хозяйство.

– Ну, а мать?

Жаргалов долго молчал, его широкое лицо с узкими, чуть раскосыми черными глазами застыло.

– Нет матери. Померла, когда мне было восемь лет.

– Простите, Жаргалов, я ведь не знал, – извиняющимся тоном произнес Игорь.

– Ничего, товарищ гвардии лейтенант.

– Трудно, наверное, отцу было, вас поднимать одному?

– Досталось ему, – соглашаясь, кивнул солдат. – Даром, что Жаргал, а жизнь-то не шибко сладкая вышла…

– Жаргал – сладкий, что ли на вашем языке?

– Жаргал, значит, счастливый, – пояснил солдат. И, помолчав, добавил. – А может, он и есть счастливый? Всю войну прошел, столько раз ранен был, а домой живым вернулся, нас вырастил.

– Да, это действительно счастье – остаться живым в той войне. – Игорь поднялся. – Ну что, Жаргалов, в казарму пойдете или еще один побудете?

– Пойду, однако, скоро вечерняя поверка, – солдат поправил на голове берет, подтянул поясной ремень.

Они медленно зашагали по аллее.

– Осень уж скоро, – задумчиво проговорил Жаргалов. – Наши откосились, у'точить готовятся.

– Что это такое – уточить? – не понял Игорь.

– На уток охотиться, – солдат озадаченно посмотрел на него. – Вы разве не знаете?

– Откуда? – усмехнулся Игорь. – Я далек от всего этого, до армии жил в большом городе…

– А-а-а… – понимающе протянул Жаргалов. – А я не могу без охоты, когда осень приходит, в тайгу так и тянет. У нас ведь как: утки и гуси пролетели, отстреляемся, ждем первую порошу и – бе'лочить.

– Белок, значит, стрелять? – догадался Игорь.

– Да.

– А соболь у вас водится?

– О-о-о, шибко много есть, – мечтательно улыбнулся солдат. – Колонок тоже бывает, горностай, лиса, рысь…. Ну, и зверова'ть приходится: изюбрей, лосей, косуль отстреливаем. Перед самой службой с отцом и братом Цыдыпом на медведя ходили: здоровенного, однако, заломили, на двух лошадях едва вывезли из тайги.

– Страшно было?

– Нет. Я только один раз выстрелил, убойное место в голове медведя знаю, отец научил.

– И много на вашем счету мишек?

– Первый был. Отец говорит: «В армию уходишь, Бато', приучайся с одной пули бить большого зверя, всякое может в жизни выйти, глядишь, и пригодится».

– А отец-то сколько медведей добыл?

– С полсотни наберется, однако.

– Немало, – Игорь уважительно покачал головой. – Вероятно, и вы многому у отца научились?

– Конечно, товарищ гвардии лейтенант. Особенно стрелять. Меткое оружие мне доверили – снайперскую винтовку Драгунова. Только маленько обидно мне, солдаты называют ее – «весло».

– И вас это обижает? – поразился лейтенант. – Но ведь это же не человек, которому присвоили оскорбительную кличку, а всего лишь бездушное стреляющее устройство…

– Нет, товарищ гвардии лейтенант! – упрямо возразил Жаргалов и как-то даже набычился. – Для нас, бурят-охотников, оружие, как живое существо. Так установлено нашими предками.