Николай Юрконенко - Лейтенант запаса

– И спрашивать ничего не буду. Я лучше расскажу вам, почему стал именно десантником.

– А почему вы считаете, что мне это может быть интересно? – довольно дерзко уточнил Игорь.

– Почему… – чуть заметно усмехнулся капитан. – Да потому, что мне очень не понравились ваши слова тогда, на тренировке.

– Какие слова? О чем?

– О том, что десантные войска не для вас… А, для кого же тогда? Для сержантов и рядовых? Но они отслужат и уйдут в запас, и на смену им придут зеленый новобранцы. А если война? Кто поведет их в бой? Кто научит их стрелять, взрывать мосты и туннели, прыгать с парашютом, бесшумно снимать вражеских часовых? Я? Старшина Гусаров? Майор Кузьменко? Генерал Самойлов? Вы, наверное, думаете, что я сразу стал и парашютистом, и разведчиком? Как бы не так! Изрядно попотеть пришлось, пока брошенный штык-нож стал достигать мишени, пока секунды затяжного прыжка перестали казаться падением в преисподнюю… На все это ушли годы тренировок и не одна пара сапог была истоптана! Но сейчас я хочу не об этом говорить… Налейте-ка еще чайку, Игорь.

– А может, закурите, Сергей Николаевич? – тот кивнул на пачку сигарет «Кэмел».

– Не курю, да и вам не советую. В разведке, как, собственно, и в жизни курево – враг! Давайте чай.

Никитин пригубил чашку, поставил ее на стол.

– Итак, почему я стал военным? Я им стал потому, что еще в раннем детстве понял, чтобы уметь защищать справедливость, надо быть сильным и смелым. А еще потому, что в двенадцатилетнем возрасте был свидетелем казни…

– Казни… Какой казни?! – опешил Игорь.

– Страшной… Расстрела…

– Расстрела кого?

– Моей матери.

– Как это… За что? – почему-то шепотом спросил Игорь, не сводя глаз с вдруг закаменевшего лица замполита.

– После войны, в Карпатах, бандеровцы не спрашивали, за что, просто стреляли, если тот или иной человек был из семьи советского военнослужащего… А мой отец был пограничником.

– Вот оно что-о-о… – медленно протянул Игорь, чувствуя, как кровь горячей волной приливает к лицу… – Как же это случилось, Сергей Николаевич?

– Очень просто… Перехватили они нас в горах, когда мы ехали на «студебеккере» к новому месту службы… Ударили из автоматов, убили шофера и майора-пограничника, сидевшего в кабине. Отец выскочил из кузова, видно, хотел сесть за руль, но его ранили… Мать забросала меня какими-то тряпками, сверху накинула отцовскую шинель, сама схватила автомат и тоже выпрыгнула из кузова. Хорошо помню ее последние слова: «Не шевелись, Сереженька, может, не найдут! А при первой возможности – беги!» Я и не шевелился, только шинель приподнял, чтобы видеть маму… Она успела две-три очереди дать по бандитам, потом ее сбили с ног.

– А отец, что с ним? – Игорь судорожно облизал пересохшие вдруг губы.

– Его бандеровцы не трогали, думали, что убит. А он пришел в себя и стал стрелять из пистолета… Он неплохо стрелял, двоих уложил сразу, а Стаху'ра не сумел, только в плечо ранил…

– Кто такой Стахур?

– Командир боёвки, атаман, что ли… До конца жизни не смогу забыть этого зверя со шрамом через все лицо и с располосованной левой бровью. И слова его никогда не забуду!

– Какие слова? – Игорь едва смог задать свой вопрос, в горле спазм, сухое колотье.

– Которые он отцу сказал: «За мою кровь, коммуняка, я из тебя все жилы шомполом повыкручиваю!»

– И как же вы, Сергей Николаевич? – спросил Игорь и не узнал своего голоса.

– А что я? Закусил рукав отцовской шинели и стиснул зубы, чтобы не закричать, когда мать поволокли к обочине дороги и стали сдирать с нее одежду. Но тут бандиты услыхали мотор бронетранспортера, который шел по дороге. Кто-то заорал: «Пане Стахур! Краснюки едуть!» Забегали, по очереди из автомата в каждого убитого еще всадили. Маму застрелил из пистолета лично Стахур. Схватил ее за волосы, намотал их на руку, все хотел на колени поставить перед отцом, чтобы он ее смерть увидел, а получилось, поставил прямо перед моими глазами, мне из-под шинели было видно всё… Мама кричала: «Не смотри! Не смотри!» А отец все смотрел, глаз не сводил с нее. Стахур выстрелил ей в спину несколько раз… И каждая пуля, будто в меня… Отец собрал последние силы, попытался сбросить с себя бандитов, но их было много, держали крепко… Только через много лет я понял, что не ему мама кричала свое: «Не смотри!» Она мне это кричала…

– Что было потом, Сергей Николаевич? – Игорь сидел с бледным лицом.

– Потом подошел отставший бронетранспортер и начался бой. – Никитин судорожно вздохнул. – А я так и лежал под шинелью, ноги-руки отнялись… Бандеровцы, отходя, обстреляли и подожгли и машину. Я закричал. Кто-то из пограничников бросился в кузов и вытащил меня, – капитан замолчал, уставившись в одну точку. Потом поднял глаза на лейтенанта. – Вот так, Игорь, на войне я не был, а ранение получил в настоящем бою, – он поднял рукав, и лейтенант увидел овальный укус пули на правом предплечье.