Эвре Рихтер-Фрих: Бриллиант Кон-и-Гута. Бессмертные Карлики

Король принял бумаги из рук президента, подал руку ему и двинулся к президентскому месту. Заняв его, он сказал:

— Сэр! В вашей достойной особе я приветствую Институт и благодарю за выраженные мне чувства. Профессор Свендсен, я очень счастлив передать вам от лица английской науки то восхищенное удивление, которое она испытывает перед вами и вашими заслугами.

Росчерком пера король подписал ордер и, вручая его ученому, добавил:

— Я очень жалею, что не имел возможности выслушать ваше сообщение, но очень рад, что могу вас лично приветствовать. Я надеюсь, что и в новом двадцатипятилетии ваш ум и талант, делающие вас по общему признанию равным знаменитейшим мыслителям всех времен и народов, будут обогащать нашу жизнь, историю и происхождение которой мы, благодаря вам, узнали в такой совершенной ясности. Сэр, поздравляю вас.

С этими словами король сел на председательское место и стал аплодировать счастливому избраннику.

Зал вновь огласился шумными рукоплесканиями.

Свендсен слушал короля, склонив на бок свою маленькую голову с выпуклым на подобие щита лбом и прищурив левый глаз. В руке он вертел трубку с патентом и ордер на сто тысяч фунтов. Ему вспомнился его дом в Стокгольме, его старая жена, подруга всей его жизни, весь уют ученого, который видел жизнь только тогда, когда она сталкивалась с ним вплотную, как, например, в этой последней его африканской экспедиции. У него было все, что нужно для безбедного существования вдвоем, — он был бездетен. Его личные потребности были незначительны. Его гонорара за те многочисленные ученые работы, которые он печатал, и за университетские лекции хватало с излишком на покрытие всех его расходов. С того дня, как он узнал о присуждении ему премии, это невероятное количество денег, которое он приобрел для себя столь неожиданно, гнетуще отзывалось на его психике. Он не нуждался в деньгах, он их боялся. Ни он ни его жена не могли бы распорядиться ими, как следует. В его руках эти деньги были бы только обузой, помехой к счастливому существованию на склоне дней.

Моментально он решился.

— Ваше величество! — сказал Свендсен, поднимая голову. — Я вас выслушал, но я с вами позволю себе не согласиться.

По залу пробежал ропот изумления, вызванный столь несвойственной в Англии прямотой, с которой этот знаменитый, увенчанный лаврами человек обратился к королю.

Король сделал движение. Президент напряженно наклонился над столом. Зал замер.

— Да, я с вами не согласен, ваше величество. Английская нация делает мне подарок, который я принять не могу. Этот подарок не по мне, он не соответствует моим силам, моему положению, характеру жизни.

— Вот так штука, — подумал Гарриман. — Никак старик откажется от ста тысяч фунтов?!

— Мне семьдесят два года, и, следовательно, дни мои сочтены. Разрешите же мне просить принять от меня обратно эти деньги и отдать их в руки более молодые. Я полагаю, что в руках молодого ученого — столь большой капитал может найти более целесообразное применение.

— Сэр, — возразил король. — Ваш отказ не предусмотрен статутом премии Гармониуса. Вам придется указать точные условия, которые вы ставите для того, чтобы можно было вручить премию достойному лицу.

— Прекрасно, ваше величество.

Свендсен на секунду закрыл глаза рукой.

— Я прошу вручить сто тысяч фунтов тому лицу, которое дешифрирует надпись на знаменитом роканд- ском камне. Это не сделано со времен Шамполлиона. Это нужно, наконец, сделать! И это сделать тем своевременнее, что вопрос об этом камне является очередным вопросом сегодняшнего заседания.

Президент досадливо наклонился к столику секретаря и сказал.

— Акт к подписи.

Через несколько минут акт, составленный в смысле заявления Свендсена, был написан, подписан президентом и Свендсеном и скреплен печатью Географического Института.

Секретарь встал с своего места и прочитал документ, оглашавший во всеобщее сведение, что премия Гармониуса, присужденная Королевским Географическим Институтом профессору антропологии и этнографии

Артуру Свендсену из Стокгольма, согласно его воле, поступает в собственность того лица, которое дешифрирует надпись рокандского камня.

Тем временем фон-Вегерт успел рассмотреть Гарримана.

Внимание ученого было привлечено к столь необычному соседу уже в тот момент, когда чувство голода заставило последнего пересмотреть вопрос о праве собственности на известный нам предмет.