Ольга Сурина-Чистякова - Не первая Вера

Наконец фургон заскрипел тормозами и остановился. Снаружи кто-то повозился с замком и выругался. Двери машины распахнулись, и на меня хлынул воздух и свет раннего летнего утра. Я поднялась и рассеянно посмотрела на свою руку – та вся была в запекшейся крови, какой-то слизи и волосах. Я отчаянно заорала и, попятившись из фургона, стала падать. По инерции схватившись за ближайший мешок, я потянула его на себя, он «поехал» за мной. Я упала на пыльную дорогу, держа мешок в руке. Его тяжелое «содержимое» так и осталось в фургоне, на самом краю. Я села. На меня невидящими глазами смотрел труп женщины. Рот её застыл в гримасе боли, одного глаза не было, на голове зияла огромная рана. Я заорала в силу всех своих легких и попятилась от машины.

Мои попутчицы, ухмыляясь моей реакции, выпрыгивали из машины и заученными движениями выстраивались вдоль дороги неровным разномастным строем. Я сидела в пыли, яростно вытирая руку о придорожную траву и ревела. Меня тошнило, мысли путались оттого, что я всю дорогу ехала на мешке с трупом. Осознав, что в машине ещё двадцать – тридцать таких мешков, я стала тихо подвывать.

Ко мне подошла крепкого вида женщина и рывком, ухватив за локоть, поставила на ноги:

– А вот и принцесса прибыла. Звонили про тебя уже. Чувствую, нахлебаюсь я с тобой дерьма досыта! Ладно, вставай, что раскисла?!

Она грубо подтолкнула меня в строй к остальным и начала перекличку. По списку не хватило пятнадцати человек. Женщина смачно сплюнула на пыльную дорогу, закрыла двери фургона и тот, как по команде двинулся дальше, увозя свой скорбный груз по месту назначения.

Я стояла на ватных ногах и думала, едут ли дальше в том фургоне те, кто не отозвался сегодня. Судя по равнодушным лицам «особей» и их «надзирательницы», ничего из ряда вон выходящего не произошло. Обычный день в обычном аду. Я ещё раз постаралась сильно зажмуриться и резко открыть глаза: так иногда получается прервать плохой сон, но в этот раз не сработало. Кошмар был наяву.

После переклички колонна женщин двинулась к воротам другого пропускного пункта – на этот раз перед территорией «лагеря». Я шла, озираясь по сторонам, в надежде увидеть полицию или каких-то людей, к которым можно было бы обратиться за помощью, но никого поблизости не оказалось. Мысль попросить надзирателя меня отпустить я отбросила сразу, как и поиски сочувствия к моей беде у этих разукрашенных женщин: вряд ли бы услышала что-то ободряющее, да и чем они могли мне помочь? Сбегать тоже казалось несвоевременным, так как я не знала, где собственно нахожусь, и куда мне надо попасть. Я решила плыть по течению.

На КПП все женщины для входа предъявили татуировки на запястье, похожие на штрих-код в магазине, только в форме круга диаметром в пять сантиметров. Их «считывал» автомат и пропускал по одной. Затем они проходили металлодетектор и наконец, их обыскивали люди в военной форме. Я была проведена «надзирательницей» без обысков.

Территория лагеря в пару гектаров была расположена в лесу. По периметру стоял высокий забор из бетонных блоков. По верху была пущена колючая проволока. По тихому равномерному гулу, можно было догадаться, что по проволоке пущен ток. В центре на большой поляне располагались одноэтажные строения – длинные жилые бараки. Я никогда не была в тюрьме и видела зону только по фильмам, но я ни минуты не сомневалась, что «лагерем» это место называют снисходительно, не отражая его суть.

Все женщины, с которыми я приехала, пошли мыться после тяжелой ночи, переодеваться в однотипные серые мешковатые платья, чтобы после завтрака приняться за работу. Работы в лагере было много: здесь был скотный двор, где держали свиней и коров, был птичник, а также большое поле с различными овощами и злаками. Кроме того, женщины, убирали бараки, готовили еду, стирали бельё. Но основная их обязанность оставалась на ночь.

Каждый день главной наставнице лагеря, с которой мне только предстояло познакомиться, присылался бланк «заказа на особей». «Особями» здесь называли представительниц женского пола, которые обязаны были удовлетворять сексуальные потребности военного гарнизона, располагающегося неподалеку. В список включали не всех женщин, поэтому те, кто не собирался на ночной «выезд», продолжали готовить, убирать и ухаживать за скотиной.

Те, кто оказался в списках, должны были после обеда спать (военные не терпели сонных «особей»), затем им выдавалась амуниция в виде пестрой одежды и косметики. Женщины ужинали, мылись, красились с расчетом, что в назначенное время они должны были все, согласно присланному бланку заказа, быть погружены в фургон.