СветЛана Павлова - Юна – единственная

– Мы не знали кто она, – Бартоломью обратился к Дину. – Тот человек сказал, что она его полоумная сестра, сбежавшая из дома, а чтоб о её недуге никто не узнал – убить всех свидетелей.

– Это герцог Чарльз Уитфорд – сволочь и подлец, – проговорил Дин. – Давно домогался моей девушки. Я не думал, что он сможет пойти на такое.

– О малыш, – проворчал старик. – Эти герцоги такие же убийцы, как и пираты.

– Что ты болтаешь Ванс? Ему и так не сладко, – Бартоломью глянул на старика, а потом, разрезал верёвки на руках Дина. – Как тебя зовут?

– Дин Фритт.

– Отлично. Я – Бартоломью Акулий Зуб. Это наш старый пират Ванс. Это Эндрю, его дом стал нам прибежищем. Это Курт, его семья умерла от чахотки прошлым летом. Это Гарри – художник, только я ни одной его картины не видел.

– Краски дороговаты, – отозвался тот.

– Это наши мальцы-близнецы Ромул и Рем, девятнадцать лет назад их бросила мать ещё младенцами, а три года назад они сбежали с каменоломни и оказались тут. Это гончар Том, оружейник Джером, Ярдли и Уэбб до конца жизни сидели бы у церковных дверей, а это музыкант и стихоплёт Гиб.

Музыкант схватил гитару и наигрывая несколько нот запел:

– В самую точку Гиб, – выпрыгнул из тёмного угла маленький человечек. – Останешься у нас подольше, станешь героем поэмы. Я – Спайк, – сказал карлик. – Ученик доктора, сожжённого на костре за колдовство, потому что зубы вырывал без боли. Вот такая у нас справедливость.

Дин внимательно разглядывал всех представленных ему людей болота. И прав оказался какой-то философ, сказав: не стоит говорить, что тебе плохо, ведь есть люди, которым ещё хуже.

– Ну что, поможем бедолаге спасти любовь всей его жизни? – громко спросил Акулий Зуб, осмотрев всю свою команду.

– А чем он заплатит? – спросил бритоголовый гончар Том. – Зуб, ты на Робина Гуда вряд ли похож.

– А этот герцог – богач, – сказал Спайк. – Влезете в дом аккуратно, сможете поживиться.

– А мы знаем, где дом, – сказал Рем. – И с какой стороны влезть.

– Правда, нас прошлый раз чуть не поймали, – отозвался Ромул. – Но дом богатый и всего два охранника.

– Робин Гуд, говоришь? – Зуб глянул на Тома. – Что теперь скажешь?

– Когда бы мы ещё кому-то помогли, – засмеялся Эндрю, и подойдя к Дину, хлопнул его по плечу. – Парень, ты разжалобил самую злобную банду на свете.

Вооружившись кинжалами, ножами, саблями, шпагами и пистолетами, группа благородных разбойников тихо пробиралась по узеньким улочкам к элитному кварталу.

– Странно, – удивлённо проговорил Том. – Охраны у ворот нет.

– Эй, – свистнул Рем. – По дереву и через забор, – он указал на брата, уже сидящего на заборе.

– Браво, вперёд ребята, – Зуб схватился за ветку дерева.

Подоспевшего сторожа, не успевшего выстрелить, тут же оглушили и уволокли в кусты.

Разбив стекло летней веранды, ватага ворвалась в дом.

– Воры! – раздался женский крик.

Две молоденькие служанки, визжа, забрались под стол.

– Матерь божья! – прокричала пожилая кухарка, которую схватил Дин, прижав к стенке.

– Где девушка и ваш хозяин?

– Знала, что всё это неспроста, – простонала женщина.

– Где они? – повторил Дин, приставив к её горлу кинжал.

– О-о-й-й-й… – женщина упала в обморок.

На широкой лестнице появился мужчина с подсвечником с двумя свечами.

– Прошу вас уйти, господа! – громко проговорил он. – Хозяин уехал, распустив слуг, забрал деньги и всё ценное. Неужели вы станете убивать беззащитных женщин?

– Куда? Когда? – спросил Дин.

Домоправителя под дулами пистолетов быстро свели с лестницы, поставив на колени перед Дином.

– Карета уехала минут десять назад, – прошамкал он.

– Лошади есть? – спросил Бартоломью.

– Конюшня там, – дрожащей рукой указал хранитель дома.

Пятеро, по взмаху руки Зуба, помчались к конюшне.

– Куда он поехал? – рявкнул Дин.

– На пристань, его корабль уходит утром.

– Название корабля? – продолжал допрос Дин Фритт.

– «Ласточка», – еле шевеля губами от страха, выговорил управляющий.

– Идём, мы успеем догнать карету! – крикнул Дин, выбегая из дома.

Любители грабежей, всё же успели прихватить некоторые стоящие без присмотра вещи из богатого дома, и тут же покинули его, забрав из конюшни оставшихся шестерых лошадей. На трёх пришлось сесть по двое. И вздымая пыль, процессия устремилась в погоню.