Влас Комар - Онфимка

Насытившись, стали ждать, пока вскипит мед в печи. Тут уж начались разговоры. Онфим рассказал свою часть истории, потом Первуша свою. Все дивились, старейшина время от времени восклицал: «Что за диво!» или «Эка невидаль!», хозяйка с девочками охали и ахали на все лады, старики сидели невозмутимые, как белые ледяные глыбы – уж они-то всего на земле повидали! Самым благодарным слушателем оказался доктор – он то сидел, застыв как камень, то вскакивал и начинал судорожно бегать по комнате, не в силах унять охватившее его беспокойство.

– Ну хорошо, все мне понятно, – сказал, наконец, Беримир. – Но почему ваш Полоз не вышел на бой раньше? Не погиб бы тогда храбрый Воимир!

– Знаешь, отче, – ответил Первуша, – мы не видели Хранителя почти сто лет! И многое о нем позабыли. Но сейчас я вспомнил рассказы самых древних стариков о том, что мы – его потомки и он хранит нас от любых невзгод. Наши селения стоят по Нерли от святилища Кидекшы до буйных вод Клязьмы – и ни одно из них не огорожено даже деревянным частоколом. По преданию, нам не нужны заграждения, потому что как только кто-то чужой прикоснется к чему-то нашему – проснется древний змей и убьет негодяя. Сначала Онфимка прикоснулся к нашей лодке и разбудил Хранителя. А сегодня настоящий враг забрался в лодку и снова пробудил заснувшего змея.

Открылась дверь и впустила в дом прохладный ночной воздух и еще двух гостей. Луций и Никита сегодня весь день храбро сражались на стенах, а потому стали уже боевыми товарищами Беримира, а это вам не лапти пошить – воинское братство большая сила. Беримир встал им навстречу и крепко стукнул обоих своими лапищами, как это делали витязи, хотя никто из них формально витязем не был, а был лишь простым воином*. Они дали старейшине краткий отчет о последних работах и тоже сели вечерять.

Ночлег гостям хозяйка организовала на сеновале. И все уснули, едва коснувшись ароматных подушек и мягкой соломки – уж очень тяжелым был ушедший день.

***

Между бревен сеновала то тут то там мелькали щели, через которые ласковое утреннее солнышко проникло внутрь и заиграло на лицах наших друзей – Онфимки, который счастливо потягивался, Первушки, который резво вскочив, тут же начал разминать пудовые рученьки и ноженьки, Луция, который жмурился и хмурился, всегда слегка недовольный новым днем, и Никитки, у которого морда как бы была не совсем лицом, и она, в свою очередь, совсем не желала просыпаться, хотя всем было видно, что он уже проснулся. Первуша, видя жалкую игру тигра, хлопнул его по конскому крупу со словами:

– Ну-ка, подъем, ведьмино наваждение! Пора в путь уже, а мы еще и не пожрамши!

Никита открыл один глаз и окинул Первака своим самым презрительным взглядом, как бы давая понять, что таких неучей он не удостоит даже словом. Но веселый паренек не знал еще, что такое чинопочитание, поэтому схватил огромной ручищей коня за ногу и совсем неуважительно потащил на двор. Более того, там он поднял целый ушат воды и вылил его на ошалевшего Никиту, заверещавшего на всю округу.

Онфимка смотрел на свисающий с крыши мох, сквозь который проникали солнечные зайчики и думал: «Бревна нужно уже конопатить». Вот он – истинный мужик любого возраста! Он и в разгар битвы думать будет, как все поправить, да навести повсюду лад и красоту, а еще строгий порядок! И после рождения, и перед смертью будет у него вокруг все чинно и благородно.

После завтрака Беримир и его окружение пошли в поле, где еще затемно продолжились вчерашние работы. Под ближним к городу холмом раскапывали огромную яму для князя с дружиной. Часть горожан на телегах отвозила тела незваных гостей за дальний лес и бросала их прямо под небом – на съедение воронам да волкам. Разве можно такую нечисть Матери Сырой Земле предавать? Строители и плотники, кузнецы да краснодеревщики работали на стенах – латали дыры, покрывали известью, затирали кровь да зачищали прочие нечистоты.

Онфимка же с компанией отправились в святилище, где сегодня было много женщин и служителей, они громко плакали и пели красивые грустные песни. Когда друзья входили в белокаменный шатер, там под сводами струились звуки самой прекрасной песни на земле – какой-то неземной голос то мелодично плакал, то что-то тихо говорил, то громко задавал богам вопросы, то пел переливами и руладами так, что не верилось, что эти звуки издает человек – казалось, это райские птицы или злые русалки приманивают своих гостей…

Улетай, мой дивный витязь,