Наутро озадаченные приятели, так ничего толком и не разведав, отправились с караваном дальше, в аулы в Большой орды, стоящие на летовке в семи днях пути от Или. Места, по которым они проезжали, были сказочно прекрасны. Зелёные долины без конца и без краю, сверкающие на солнце снежные макушки гор, заслоняющие горизонт, многочисленные неумолкающие ручьи, хрустально-прозрачные, ледяные. Подножия и склоны Алатау темнели густыми хвойными лесами, и воздух был упоительно свеж и вкусен. Хоть вместо масла ешь с хлебом. Степные, прокалённые солнцем ветра́ остались позади. Легко дышалось чистой, сквозной прохладой. Однако тревога, занозой сидящая внутри Баюра, смазывала царящее вокруг великолепие, заставляла прислушиваться и ловить случайные слова и намёки. Он украдкой поглядывал на Чокана. Тот умудрялся, сидя в повозке, что-то то ли записывать, то ли рисовать, время от времени поднимая от тетради голову и оглядывая округу. Отвлекать его от учёных занятий волхв не решался и только следил, чтобы странное увлечение «купца» не заметили да и ему не мешали.
Так, без всяких приключений и препятствий они прибыли в Большую орду. Здесь рассчитывали задержаться для торга. Чугунные и железные изделия – котлы, таганы, заступы и другое в том же роде, во множестве припасённое купцами и всегда востребованное у кочевников, нужно сбыть загодя, до китайских пикетов, обменяв их на баранов. Да и верблюдам отдых необходим. Железная утварь всё-таки попортила им бока, а копыта были воспалены.
– Юрты! Подъезжаем, – молодой ташкентец, выехавший вперёд, вернулся к Мусабаю оповестить.
Караванщики оживились. Завидевшие торговых гостей киргизы – тоже.
Купцам обрадовались, хотя видно было, что ждали не их. Потом уже выяснилось по расспросам, что накануне случилась здесь заваруха. Из объяснений Чокана, легко выговаривающего зубодробильные имена племён, Баюр понял только: междоусобица, род с родом что-то не поделили. И вот теперь ждали русского чиновника для следствия. Однако не уверенные в исходе дела, а может, предвидя решение не в свою пользу (чиновника-то вызвали их противники), здешние киргизы готовы были сорваться с места и пуститься наутёк.
– И что нам теперь делать? – Козы-Корпеш, никогда прежде не связывавшийся с торговыми предприятиями, в недоумении поднял брови.
Но тут подоспел запыхавшийся Мусабай:
– Я обо всём договорился. Разделяемся, как обычно. Каждый кош берёт к себе отдельный аул. Так что закупки будем делать порознь.
Ага. В караване было шесть кошей, или по-азиатски – огней. Баюр успел уже уразуметь, что каждый владелец коша является хозяином части сопровождаемого товара. Одним из таких хозяев был Алимбай. Не успел волхв поинтересоваться, куда отправится их кош, как караванбаши выдал без промедления:
– Алимбай-мурза остаётся здесь. Вон, – показал он рукой, – идёт старейшина аула.
К ним и правда направлялся какой-то киргиз. Чокан вместо того чтобы выйти вперёд для саляма, спрятался за лошадью.
– Ты чего? – Баюр на всякий случай прикрыл его ещё спиной.
– Это Килик. Он меня хорошо знает. Я бывал у него.
Мусабай тоже услышал и встал плечом к плечу с Козы-Корпешем:
– Вот шайтан.
Менять что-либо было уже поздно. Разделившиеся коши направились в разные стороны, и устраивать переполох, вызывая лишние вопросы, было не с руки. И так местные киргизы взвинчены, чего доброго откажутся принимать подозрительных торговцев.
– Хорошо, – принял решение Мусабай. – Я тоже останусь здесь. А ты будешь болеть в палатке.
– А торговля? – забеспокоился Алимбай.
– Я за тебя поторгую, – мужественно пообещал Баюр, скрипнув зубами. Смена ролей ему была привычна, но вот в коммерции он ничего не смыслил. Впрочем, он надеялся, что караванбаши подскажет: что к чему. Да и поручик-то опыта не имеет. Пусть лучше подглядывает в щёлку да учится ремеслу. – И чтоб носу не казал наружу!
Двенадцать дней продолжался торг. Козы-Корпеш оказался способным учеником. На первых порах ему помогали Мусабай и Мамразык, потом он и сам наловчился. Киргизы совсем не умели торговаться и принимали ту цену, которую назначали купцы. Только иногда сокрушённо качали головами, но всё-таки соглашались и радовались выменянным товарам, как дети.
Алимбай изнывал в затворничестве и проклинал свою конспирацию.
Но вот настал день, когда киргизы стали быстро сворачивать юрты, собирать пожитки и спешно откочёвывать в сторону Илийской долины. За два дня зелёные равнины Кегена и Каркары совершенно опустели. Остались только одинокие палатки купцов, тоскливо озирающихся и недоумённо гадающих о причине такого панического бегства. Прослышали о готовящемся на них набеге? Замирения с соседями так ведь и не случилось. Богатые, ещё не вытравленные пастбища брошены. Так без острой нужды киргизы не поступают.
Читать дальше