– Мы закону не знаем, вот казаки и обирают нас. То быков, лошадей берут на кордонные работы…
– А отдают редко.
– … то просто воруют. Притеснения от них. Как с ними тягаться?
– Кутерьма от этих казаков. Трое-то сгинули. Без вести погибли.
Султан Джангазы все время молчал, будто и не слышал разговора, только странно поводил глазами вокруг. Но тут открыл рот и как-то невпопад разразился мудростью:
– Живая собака славнее мёртвого льва, – потом снова отрешённо замер.
У хозяев отвисла челюсть, а киргизы продолжали беседу как ни в чём не бывало. Видать, привыкли к эксцентричности своего господина и сочли за лучшее – не замечать её.
– Окружной помочник всю зиму тут ездил: «Сознайтесь, грит, вы убили казаков!».
– А мы: «Сохрани Бог, не видали вовсе!».
– Царский человек на счету состоит. Тронь его – пойдёшь через сверлёные горы 41 41 Сверлёные горы – так киргизы называют каторжные работы.
.
Султан снова встрепенулся:
– Многословие – пустословие, мало слов – справедливо, – очередное извержение Джангазы прозвучало как выстрел и заставило вздрогнуть даже Мусабая, но киргизы и ухом не повели, даже не запнулись на полуслове.
– А губернатор не верит, грозит: «Найдите мне виноватых! Не то я вас всех в бараний рог согну. Я, грит, гром и молния!».
Жалобы на беззакония плавно перетекли в насущные степные дела: где лучшие пастбища, у кого весной родился сын, сколько кобыл ожеребилось и всё в том де духе.
Гости посидели ещё, отведали пилава, получили подарки – сушёные фрукты, сухари, чай, которые тут же рассовали за пазухи, и ушли.
Мусабай покачал головой, глянул с укоризной на Алимбая:
– Это ты сказал, что я здесь самый богатый?
Тот покаянно развёл руками.
– На следующих стоянках по очереди будем богатыми, чтоб почести всем поровну доставались, – вынес приговор караванбаши, вынужденный в этот раз одаривать гостей из своих запасов.
Козы-Корпеш хотел спросить: а что, всё снова повторится? Но вовремя прикусил язык. Конечно, повторится. По-другому, без эксцентриков, но гости приходить будут – обменяться приветствиями, получить базарлык 42 42 Базарлык – подарок.
.
Так и случилось: на всех стоянках к каравану шли киргизы продавать баранов, а ордынские чины – с салямом к «самому богатому» за подарками. Но, к счастью, не задерживались, а, рассовав подношение за пазуху, быстро удалялись.
Но вот вдалеке показались горные хребты, а от набитого копытами и колёсами тракта побежали в разные стороны дорожки, широкие – для повозок и совсем худосочные, похожие на звериные тропы, то появляющиеся, то пропадающие в траве.
– Здесь никто не живёт? – Баюр вглядывался вдаль, сощурив глаза, чтоб не надуло песком. Впереди по правую руку поднимались и по мере приближения к ним всё больше росли песчаные барханы. Уж не в пустыню ли они закатились?
Чокан, ехавший рядом, проследил за его взглядом:
– Рядом Алтын-Эмель, но мы туда заходить не будем. Это аул султана Тезека.
Спрашивать, знакомы ли султаны, было глупо. Конечно, знакомы. Только отношения их бывают не обязательно приятельские. Даже среди родни. Баюр отлично помнил встречу с Садыком.
– И кто он такой? – осторожно поинтересовался волхв. – Случайно, не родственник Джангазы?
Чокан усмехнулся, вспомнив так ошарашивший его друга приём гостей, отрицательно покачал головой:
– Полковник. Приглядывает за порядком в здешних местах. Ну, и разбирает дела киргизских родов, если надо.
– О твоей поездке знает? – так, на всякий случай уточнил телохранитель-доброволец.
– В общих чертах, – неопределённо буркнул поручик.
Караван приближался к барханам. До слуха стал доноситься какой-то странный звук. Однотонный и низкий. Не ветер же так выл. Словно из-под земли. Но что там под землёй может быть да ещё так заунывно гудеть? Волхв краем глаза глянул на своего спутника: слышит ли? Может, просто голову напекло, уши заложило, вот мозги и стонут? Поручик кривил губы, с трудом сдерживая улыбку. Слышит, поганец. Нарочно помалкивает, проверяет крепость его нервов. Не иначе, какая-то местная аномалия. Баюр сделал равнодушное лицо и обронил как бы невзначай:
– И как под эту «музыку» твой Тезек себя чувствует? Мы-то дальше поедем, а ему тут каждый день наяривает.
Чокан устал, наконец, сдерживаться и захохотал:
– Я думал, ты молитву творить станешь, взывать к милости Аллаха. Ты, правоверный мусульманин, разве не страшишься его гнева?
Читать дальше