Александр Мануйлов - Выбор моей реальности. Том 2

«Мне после третьего штофа и не такое показывалось».

«Вий»/ Н.В. Гоголь

За разговорами мы с Ираклием неспешно дошли до фермы. Первым делом я активировал магию очищения в одном из коровников, который успешно перестроили в дополнительный барак. Инфекции среди его будущих обитателей мне не нужны. На остальные подсобные помещения моих магических способностей уже не хватило, и придётся таскаться сюда несколько дней подряд, чтобы окончательно избавиться от антисанитарии. Около бывшего коровника меня поджидал Лёша с коренастым, краснощёким мужиком лет сорока.

– Лёша, мне нужно, чтобы ты как можно скорее подыскал ещё одно здание для проживания пятидесяти человек – обслуги и охраны казино. Желательно рядом с игорным домом. Также мне срочно требуются новые компетентные помощники: накопилась куча дел, и крыша уже потихоньку едет, а это ещё только начало.

– Потому я хочу познакомить тебя с одним из таких помощников. Это Гервасий Пафлагонец, он служил технитом—смотрителем кочегарной комнаты в публичной терме Филоксена, а за смекалку и усердие получил к своему имени шуточный эпитет «Префурний» [2] Префурний (лат. prefurnae) – кочегарка, топочное помещение в древнеримской терме , – сказал Лёша. – Когда я в первый раз увидел твой самогоно—варочный агрегат, он напомнил мне водогрейные котлы, подводящие трубки и печи, которые у нас используют в банях для отопления. И для того, чтобы следить, как бы от перегрева диковинного самогоно—агрегата не взорвались скопившиеся дымовые газы, нам нужен такой знающий и опытный смотритель, как Гервасий.

– Ещё до коронации этот Никифор – Третий Жидкий Августул – исхитрился испустить зловонный указ о том, что жалование служителям общественных бань будет сокращено вдвое, – прибавил Гервасий «Префурний» Пафлагонец. – За двадцать три номисмы в год подкладывать дровишки под раскалённые котлы я не собираюсь – пусть теперь Никифор Новопреставленный вместо меня в нашу немытую баню каждый день приходит, снимает с себя меховую накидку и жарит свой ожиревший зад на старой кочегарной сковородке!

«Непозволительная непочтительность, неслыханное неуважение, надо неотложно надсмотрщикам и Никифору Напористому—Неугомонному написать…» – я услышал шёпот возмущённого Ираклия и, представив себе эту развесёлую картинку, повёл Гервасия Пафлагонца в «самогонный цех». Мы проинспектировали установленный аппарат, я ознакомил нового кочегара—самогонщика с технологией изготовления. Объяснил ему, что сначала нужно слить первые десять процентов полученного при варке продукта, так как в этом количестве растворено много вредных для здоровья веществ. Когда самогонка перестанет гореть, то и такие остатки тоже непригодны. При уменьшении крепости до сорока процентов отбор «тела» должен быть завершён. Самогонный «хвост» следует забрать на повторную перегонку через ректификационную колонну для получения чистого спирта. Признак «хвоста» крепостью двадцать—сорок процентов – резкий и неприятный запах. Остатки слить в отходы. Вот и всё техзадание. Самогоноварение – дело нехитрое.

Я передал Пафлагонцу под отчёт один спиртометр из своих старых запасов и приказал беречь его как единственный глаз Циклопа. В принципе, спиртометр можно сделать здесь из подручных материалов, но для этого мне придётся заново штудировать школьный курс физики, что было бы крайне нежелательно. Ещё можно определить процентное содержание спирта по горению, но такой способ не точен. «Первак» будем использовать для дезинфекции ран, обеззараживания поверхностей и в спиртовых горелках. «Тело» самогона выставим на продажу, как самостоятельный продукт или приспособим его для повторной перегонки, чтобы получить более качественный спирт.

Самогонку начнём продавать в лавке, которую Лёша уже обустроил в Эксокионе – недорогом районе города. А из спирта забодяжим водку, ликёры и наливки – продадим заморское бухло за большие бабки в казино.

Пообедал вместе с Лёшей, Гервасием и Ираклием. Усевшись за кухонный стол, Ираклий, придирчиво рассмотрев и понюхав крупные куски тушёной свинины, поданной с бобами, от горячего дипломатично отказался, сославшись на «мучительное несварение желудка» и начало очередного евхаристического поста, из-за которого сегодня он «не может дать себе ни малейшего послабления». Пришлось ему грызть пресные пшеничные лепёшки и хрустеть недоваренными артишоками.