Татьяна Иванько - Байкал. Книга 7

Сатана исчез, как и не бывало, а мы с Нисюрлилем остались вдвоём. Стало тихо, только с улицы долетали звуки раннего утра, проскрипели мимо какие-то телеги, собаки начали утренний перебрёх, приветствуя утро, перекрикивались, наверное, через улицу какие-то бабы, пока на них не прикрикнул мужской голос, город просыпался, скоро и небо начнёт светлеть сквозь низкие облака. А у нас на Байкале небо почти всегда ясное…

– Нисюр… можешь показать мне… нашего… сына… нашего мальчика? – тихо проговорила я, дрожа, потому что думала об этом все последние месяцы. Только об этом, только о нём и о том, как он там растёт, наш малыш…

Нисюрлиль посмотрел на меня.

– Яй… может быть… не рвать себе сердца-то?

– Не рвать? – вздрогнула я.

– Д-да… Я и то перестал наведываться, как увидел, как он… улыбается… трудненько перестать думать, что он… мой сын. Наш сын. Так то я… а тебе… тебе труднее, по-моему?

– Покажи, Нисюр? Прошу тебя… прошу… тебя…

Он кивнул со вздохом, взял меня за руку и мы оказались в той же просторной горнице, что и прежде, когда он в первый раз показал мне его здесь. Мамка как раз мыла его и переодевала, ласково приговаривая, похлопывая любовно и подбрасывая, и лицо у неё при том светилось, добрая женщина… Он очень подрос, мне показалось, едва ли не вдвое, потому что вспоминался он мне таким крошечным, а стал уже справным малышом, глядел на мамку и улыбался румяным ротиком, блестя весёлыми тёмными глазами, протянул к ней ручки, к ней… не ко мне…

Сердце тукнуло и бросило мне жаркую волну в лицо, хлынув слезами из глаз, я зажала рот, удерживая рыдания. Нисюрлиль прижал меня к себе, и мы вернулись домой. Он гладил меня по плечам, целовал мои волосы, прижимая к себе.

– Говорил же… Говорил, что… тяжко, Яй…

Я не могла успокоиться долго, уж рассвело, когда нашла в себе силы умыться и перестать всхлипывать, заливаясь новыми волнами слёз. Услышала нас Рыба и прибежала сюда, наверх, захлопала руками, как крыльями, обнимала меня, радостно вскрикивала, то отпускала, то снова обнимала и меня и Нисюрлиля.

– Освободили! Освободили! Ах, ты, Васятка! Хороший! – она сгребла его. Даже он в её большущих руках показался небольшим, тонким. – Это же надо, касатка, в чём обвинили его, Васю нашего, что и тебя, и Викола порешил, от ить! И Вералга ишшо наболтала невесть што… Ох, касатка, от хорошо-то, што ты явилася, энти всё и поняли и отпустили! Нешто можно без вины людей в темницы кидать?! Ох, касатка, от натерпелися мы тут страху! Што ты!

– Что же ты не прислала весточки-то, Рыба? – сказала я. – Ну этот, ладно, упёрся, а ты? Ты-то?!

– Дык я… даже што-то… и правда, почему не послала весточки… Токмо… откуда ж было знать, што ты можешь явиться-то, Аяй… – хлопая босыми глазами, сказала Рыба. – Ты же, как он не можешь перемещаться… ну я… Думала, што будешь мучиться зря, а всё кончится само собой, ить не могут же иво засудить-то, ить это вовсе буит… какая-то дикось… вот и… подумалось: разрешиться всё, тогда и рассказать мочно… а… а ты… как ты узнала? И явилася! Как смогла-то?.. Дак… што вы тут-то, давайте-ка вниз, угощу, чем Бог послал, есть что поесть, хоть и одна тут с деушками, а стряпаем как надоть. Ждали кажный день, кажный день, што Вася воротится, штобы было чем угостить.

Мы спустились в трапезную, Рыба и одна из сенных принесли одно блюдо за другим, и с левашами, и со снетками, большой пирог с белорыбицей, холодное мясо, пока я не остановила:

– Куда ты, куда, Рыба, уймись! Куда столько?! Хватит.

Но Рыба посмотрела через плечо, качнув головой:

– Тебе можт и хватит, а Вася-то мущина, ему што два пирожка, ты смеёсся?

Я не стала спорить, Нисюрлиль только посмеивался и принялся за еду с удовольствием и даже с какой-то радостью. Мне показалось, он полдня утолял голод, али, быть может, нарочно время тянул? Думал, что я тут же назад унесусь, что ли?

– Нисюр… тебе тут теперь нельзя оставаться, уж обнаружили, поди, что ты… сбежал. Искать станут, сюда первым делом придут, – сказала я.

Он только выпрямился, утирая, даже скорее оглаживая с удовольствием, бородку.

– Увидят кандалы неразомкнутые на полу, вопить примутся, крестясь, прочь побегут, не зря ведь и в баальстве обвинили меня, – усмехнулся Нисюрлиль.

– Всё равно опасно… Нисюр…

– Может и так… Но, Яй, мне всё одно без тебя не жить, так что… Вот спасибо за радость видеть тебя, да Рыбе, конешно, земной поклон за угощение, – он приложил руку к груди.

– Аяя, да ты што, уже коли вернулась, так… – заговорила было Рыба.