— Лицом вниз! — выдернув из кобуры браунинг, скомандовал Овчинников. — Руки на затылок!
Свободной рукой он поднял с земли упавший фонарь и, не сводя глаз с Плюснина, повесил «летучую мышь» на гвоздь в стене. Ротмистр, мыча от чудовищной боли в вывихнутой челюсти, повернулся на живот и сцепил руки за головой.
— Видите, я был прав, благородство награждается лишь в плохих пьесах, — бесстрастно произнес Овчинников, сунул портсигар с драгоценной начинкой в карман шинели и решительно передернул затвор пистолета: — Что ж, ротмистр, молитесь, коль в бога веруете.
Плюснин, не отрывая лица от земли, издал горлом короткий хрюкающий звук и вдруг глухо тоскливо завыл.
Пока на заброшенном лесном хуторе завершалась эта драматическая сцена, к безмолвной темной громаде тюрьмы медленно приближался со стороны леса сомкнутый пеший строй: безоружные пленные казаки, окруженные плотной четырехугольной рамой вооруженных винтовками красноармейцев. Ехали впереди строя двенадцать красных кавалеристов. Отряд остановился у тюрьмы. Передовой всадник подъехал вплотную к воротам. Висящий над ними электрический фонарь выхватил из непроглядной ночной тьмы его напряженное лицо в надвинутой низко на глаза буденовке. Это был Мещеряков в форме красного командира. Он вытащил из ножен шашку и постучал в ворота концом тускло блеснувшего клинка.
— Важин, живой? — негромко спросил есаул. — Беляков привели.
— Сейчас, сейчас! — послышался изнутри голос Важина.
Тяжело загрохотало в пазах бревно-засов. Медленно и бесшумно отворились внутрь массивные половины тяжелых дубовых ворот.
— Наша игра, есаул! — сжав эфес шашки, торжествующе прошептал сквозь зубы Кадыров и улыбнулся Мещерякову, не разжимая рта.
В полной тишине всадники, за ними «конвоиры» и «пленные» медленно, но неотвратимо втягивались в черную пасть тюрьмы. Вот оно, свершилось, подумал есаул. Полчаса здесь, час до Шмаковки, еще четверть часа там. И все. К рассвету мы будем в Маньчжурии, и я припишу себе план операции: мертвый Овчинников не сможет меня опровергнуть. Сердце Мещерякова бешено колотилось от радости. Это был его звездный час. И тут…
Едва последний «красноармеец» миновал ворота, как сразу на всех четырех сторожевых вышках, ощерившихся стволами пулеметов, ярко вспыхнули прожекторы. Пойманные в капкан белогвардейцы заметались в слепящих снопах мертвого белого света. Снаружи вплотную к распахнутым воротам уже стоял заслон — конники Баранова и взвод охраны с пулеметами на тачанках. Пулеметчики — ладони на гашетках — неподвижно приникли в прицелам. Чекист Маслаков крепче упер ствол тяжелого маузера в затылок связанного сзади по рукам Важина и вытолкнул его со двора наружу под прикрытие красного отряда. И тогда со сторожевой вышки раздался ровный повелительный голос:
— Говорит начальник ЧК Камчатов. Всякое сопротивление бессмысленно. Будете стрелять — уничтожим. Бросайте оружие. Вину каждого определит суд. Считаю до трех. Раз!..
Голос Камчатова не успокоил беспорядочно мечущихся по двору белогвардейцев, а, напротив, словно подстегнул их. Конники во главе с Кадыровым яростно пришпорили лошадей и, безжалостно настегивая их нагайками, вразнобой паля на ходу по воротам, вскачь кинулись к выходу. Следом плотной толпой устремились пехотинцы-«конвоиры» и выхватившие из-под шинелей оружие «пленные». Лишь один Мещеряков остался на месте, холодно наблюдая взрыв отчаяния обреченных людей. Есаул действительно умел проигрывать. Горячая людская лава, беспорядочно стреляя, неудержимо катилась к выходу. Когда она почти достигла ворот, глухо пролаяли хором все пулеметы красного заслона и караульных вышек. Срезанные очередями конники в корчах покатились с седел. Перепуганные храпящие скакуны без хозяев метнулись обратно во двор, крупами тесня откачнувшихся в панике от ворот пеших казаков.
— Два!.. — раздался сверху неумолимый голос Камчатова.
И сразу за ним снизу послышался долгий истошный рев обезумевшего от ужаса человеческого стада, бывшего лишь мгновение назад боевым воинским строем:
— Не стреляйте! Сдаемся! Не стреляйте!
— Бросать оружие, подходить к воротам по одному с поднятыми руками! — приказал Камчатов, и тут же во дворе тюрьмы настала мертвая тишина. — В случае беспорядка стреляем без предупреждения! Первый — пошел!
Первым, подняв руки, спокойно подошел к воротам Мещеряков. Не глянув на тела убитых кавалеристов, отстегнул и бросил наземь маузер и шашку. За есаулом по одному понуро потянулись остальные. Груда оружия на земле быстро росла. Толкая впереди себя пустую тачку, неторопливо подошел к воротам старый темнолицый оружейник Мартьяныч о аккуратно подбритыми седыми усами.
Читать дальше