В камере было сумрачно. У гнезда, прилепившегося к оконной решетке, возились ласточки. Плюснин отошел от окна, стал нервно мерить шагами камеру. Его сокамерник Синельников, сидящий на нарах в накинутой на плечи шинели могучий старик с подстриженными гвардейскими усами, укоризненно покачал головой:
— Нервы, нервы беречь надо, молодой человек.
— Сколько может длиться пустяшная проверка? — раздраженно пожал плечами Плюснин. — Ну три, ну пять дней… Двадцать прошло! Двадцать!..
— Война, ничего не поделаешь, — успокаивал Плюснина Синельников. — Почта работает скверно, запросы идут медленно. Выпустят, дело верное.
Плюснин, продолжая вышагивать по камере, посмотрел на старика с сомнением и промолчал.
Тем временем в тюремной канцелярии шла своя жизнь. На длинной деревянной скамье у стены сидели рядом начальник тюрьмы Важин и стройный, с тонким волевым лицом щеголеватый блондин в форме командира Красной Армии.
— С жильем устроились? — заботливо спросил Важин.
— Поживу пока в гостинице, — сказал блондин.
— Квартиру найдем, — уверенно пообещал Важин.
В дверях показался Камчатов.
— Здорово! — Он протянул руку начальнику тюрьмы и настороженно-вопросительно посмотрел на блондина. — Разговор есть интересный.
Блондин поднялся со скамьи, одернул френч, щелкнул каблуками.
— Знакомьтесь, — почтительно представил его Важин. — Новый командир взвода охраны Дроздов. Из Читы, прямиком из госпиталя.
Дроздов коротко, с достоинством поклонился, показав безукоризненный пробор.
— А это, — Важин кивнул на Камчатова, — начальник Воскресенской ЧК товарищ Камчатов.
— Рад знакомству, — Камчатов широко улыбнулся и крепко пожал руку Дроздову. — Слыхал о вас. Геройски воевали в Крыму. Сидите, от вас секретов нет.
Дроздов снова сел на скамью.
— Только вчера сдали в архив дело вашего предшественника, прямо на сцене застрелился, на глазах у зрителей, — сообщил ему Камчатов и повернулся к Важину. — Наш Кузнецов на родину Ямщикова ездил. Оказывается, не так там все просто. Может, и прав Маслаков. — Он вздохнул.
— Все равно жаль Володьку, — грустно проговорил Важин.
— Теперь не вернешь, — жестко произнес Камчатов. — Ладно. Я не за тем пришел. Куницына помнишь, что сам к нам явился?
— Куницын, Куницын… — силился вспомнить Важин.
— Поручик, молодой такой, щека дергается, — помог Камчатов.
— Вспомнил! — Важин сразу оживился. — Ну и что?
— А то, что никакой он не Куницын, — сказал Камчатов. — Жандармский ротмистр Плюснин, вот он кто. Каратель. Палач.
Дроздов безучастно слушал разговор.
— Как же он в ЧК сунулся? — Важин от изумления рот раскрыл.
— Куницын, за которого он себя выдал, перед Советской властью невиновен, Куницына мы бы отпустили, так что рассчитал Плюснин верно, — объяснил Камчатов. — Скорее всего он убил Куницына и завладел его документами.
— Понятно… — кивнул пораженный Важин.
— А вот зачем Плюснин явился, — Камчатов сделал ударение на слове «зачем», — надо непременно выяснить, прежде чем его трибунал к стенке прислонит. Я это к тому вам обоим рассказываю, чтобы стерегли как зеницу ока. — Он посмотрел на Дроздова.
Дроздов сосредоточенно кивнул. Важин озабоченно склонился над столом, принялся водить пальцем по схеме тюремной «рассадки»:
— Гляну, с кем сидит… Куницын, Куницын… Вот, нашел: со штабс-капитаном Синельниковым.
— Дай-ка дело Синельникова, — попросил Камчатов.
Важин порылся в папках, вытянул одну, передал ее Камчатову. Тот мельком глянул на пришпиленные к обложке фотографии анфас и в профиль могучего старика с подстриженными гвардейскими усами, бегло просмотрел содержимое формуляра и вернул папку Важину, равнодушно заметив:
— Ничего особого.
— Может, этого карателя в одиночку перевести? — озабоченно спросил начальник тюрьмы. — Пост у камеры выставить?
— Не суетись, — сказал Камчатов. — Пусть пока думает, что мы его Куницыным считаем. Так спокойнее.
Важин кивнул.
— Возможно, еще один прячется у вас под чужим именем, — предупредил его Камчатов. — Капитан Овчинников из белецкой контрразведки. — Начальник ЧК досадливо поморщился. — Ишь, взяли, сволочи, манеру: от розыска по тюрьмам скрываться.
— Фотографии есть? — заинтересовался Дроздов.
— В том и дело, что нет, — покачал головой Камчатов. — Есть особая примета: длинный сабельный шрам на левой стороне груди. Пусть надзиратели в бане людей посмотрят.
Читать дальше