Затем запихнул на сиденье. На этот раз мальчик оказался один, поскольку в поезде не было ни раненых солдат, ни, к счастью, дурных запахов. И накрыл его жёстким шерстяным одеялом. Чемодан поставил в ногах.
– Сиди тут, – сказал кондуктор. – Когда тронемся, я принесу тебе что-нибудь перекусить.
И ушёл.
Внезапно мальчик проснулся. Он огляделся и понял, что этот поезд отличался от предыдущего. Вагон был гораздо старее и, пусть и чистый, всё же потёртый и изношенный: кожаные сиденья потрескались, резиновое покрытие на полу было протёрто до дыр. Позже он узнал, что здесь нет ни вагона-ресторана, ни проводников. Но сейчас кондуктор принёс ему сэндвич и бутылочку молока, чтобы подкрепиться.
Перекус в свою очередь подтолкнул мальчика к открытию: туалет в конце вагона – чистый, даже блестящий – был совершенно не предназначен для маленького ребёнка. Но мальчик – уже окончательно проснувшийся – покинул дом почти сутки назад и теперь, когда поел, захотел в туалет. Из-за множества катастрофически постыдных инцидентов – по большей части приключавшихся в барах, куда мать водила его петь, – он много трудился и теперь безмерно гордился своим умением пользоваться горшком для больших мальчиков. Поэтому, когда кондуктор показал ему, где находятся удобства, он вошёл в металлическую кабинку и закрыл дверь, исполненный уверенности в себе.
Но этот унитаз был ни капли не похож на те, которые мальчик видел в барах или в своей квартире в Чикаго. Из него торчали непонятные стальные рычаги, трубы и перекладины, а сиденье было так высоко, что на него пришлось карабкаться, используя стальной держатель для туалетной бумаги как точку опоры.
Он немного постоял в замешательстве, но гордость не позволяла сдаться, найти кондуктора и попросить помощи. К тому же живот напомнил, что медлить нельзя.
Поэтому он спустил штаны, схватился за держатель для туалетной бумаги, как альпинист, штурмующий Эверест, и присел. Унитаз, разумеется, был сделан для взрослого зада со взрослыми пропорциями, а мальчик даже в свои пять был слишком маленьким. Он сделал свои дела, но тут его рука соскользнула с держателя для бумаги, и он провалился в унитаз. И застрял там. Его плечи прижались к дальней стороне сиденья, а колени к вискам. Из этого положения он не мог дотянуться до держателя – единственного, за что можно было зацепиться и вытащить себя обратно.
Внезапный стук в дверь напомнил мальчику, что он застрял не просто в туалете, а в туалете, которым хотят воспользоваться другие пассажиры поезда.
Человек, который сначала вежливо стучал, теперь нетерпеливо дёргал ручку двери. Мальчик запаниковал и задёргался сильнее, лишь загоняя себя глубже в унитаз.
Спустя несколько мгновений беззвучного трепыхания дверь открылась – хорошо, что он не заперся, – и в кабинку вошёл солдат в шерстяной форме с полосками на левом рукаве [4]. Правый рукав был отрезан, вместо него на руке красовалась гипсовая повязка, из-за которой рука торчала в сторону.
– Я застрял, – пояснил мальчик на случай, если солдат не заметил.
– В тебя хотя бы не стреляют.
– С вами так было? Вы застряли в дыре и в вас стреляли?
Солдат не ответил.
– Тебе нужна помощь?
Мальчик кивнул и вытянул руки.
Раненый солдат наклонился вперёд, повернулся, чтобы гипс не мешал, и здоровой рукой выдернул мальчика из унитаза. Затем вежливо отвернулся и подождал, пока мальчик вытрется туалетной бумагой, надеясь, что от него не будет пахнуть мочой или чем похуже, и застегнёт штаны.
– А вам нужна помощь? – мальчик вдруг понял, что в этом тесном помещении гипсовая повязка может быть такой же проблемой для солдата, как для него самого был его рост. Он думал, что, возможно, это и означает быть взрослым – помогать другим взрослым в непростых ситуациях.
Солдат покачал головой.
– Я уже неплохо наловчился.
Солдат жестом попросил мальчика выйти из туалета, и мальчик вернулся на своё сиденье. Солдат долго не выходил, и мальчик начал волноваться: может, ему всё же нужна была помощь. Но солдат всё-таки вышел из туалета, коротко кивнул мальчику, прошёл в конец вагона и сел рядом с какой-то женщиной. Его рука в гипсовой повязке торчала в проходе между сиденьями. Солдат и женщина тихо говорили. Мальчик не слышал, о чём, но солдат выглядел очень серьёзно, а женщина показала пальцем на его повязку и отвернулась к окну, будто бы злилась. Мальчику стало неловко подсматривать за чем-то настолько личным, и он отвернулся.
Читать дальше