Эмилий Миндлин - Всемирный следопыт, 1927 № 09

Пораженный, я остановился. Кабриолет весь был покрыт как будто бы свежим лаком и блестел и сиял позолотой. Шелковые его подушки отливали матовым золотом, а на спинке красовался зеленый княжеский герб. На козлах сидел человек в бархатном жилете о большими медными пуговицами, потускневшими от времени.

Преодолев изумление, я подошел к человеку. Через минуту мне уже стало известно, что кабриолет направляется в Судак, то-есть к цели и моего путешествия. Мне не стоило большого труда убедить возницу в бархатном жилете позволить мне сесть на шелковые подушки кабриолета. Человек тронул лошадь кнутом, и мы медленно покатили по шоссе, проложенному над самым обрывом, у подножья которого застыло недвижное, эмалевое море.

Историю кабриолета ломаным языком рассказал возница Меджид, старый княжеский конюх, знавший каждый камень в этих местах, каждый кустик и, уж конечно, каждую тропку.

Что означало таинственное появление кабриолета среди разрушенного дворца? Таинственного не много. Чудом уцелел этот почти драгоценный экипаж в княжеских конюшнях. Санаторий в Судаке выхлопотал право привезти кабриолет для прогулок больных.

Но когда-то, когда-то… в этом кабриолете ездил сам царь! Да, да, Меджид — бывший княжеский конюх — помнит то время. Первый раз, когда ждали царя — князь выписал кабриолет из-за моря, из Англии, специально для прогулок «хозяина русской земли». Из ломаной речи Меджида я понял, что только два раза пришлось Николаю Кровавому ездить в кабриолете, купленном для него старым князем. Больше никому, никому не позволял владелец Нового Света пользоваться кабриолетом. Он не ездил в нем даже сам. Мы с Меджидом первые — кто, по воле случая, оказались пассажирами драгоценного экипажа…

Далеко позади остались живописный залив и развалины замка, окруженные вышками тополей и сплошной стеной кипарисов. Обнаженные, рыжие скалы торчали по одну сторону шоссе, нависали над нами, как бы угрожая свалиться на кабриолет и его седоков.

Шоссе проходило по краю ущелья, у подножья которого распласталось недвижное и бесцветное море. Черные пятна выскакивавших из воды дельфинов нарушали однообразие и гладь залива, и на тонкой линии горизонта вился дымок парохода… Лошадь шла медленно и понуро, изнемогая от жажды.

— Вода нет, — жаловался Меджид. — Князь был — колодец делал. Теперь пропал колодец… Никто нет в Новый Свет… Где вода взять?

Десять километров в томительную жару среди местности, где не достать капли воды, кажутся двадцатью, тридцатью, даже сотней километров… Мы проезжали по краю ущелья, на дне которого словно застывший каменный поток спускался к самому морю…

— Шайтан-дере! — сказал Меджид, оборачиваясь ко мне и указывая пальцем на дно ущелья.

«Чортова пропасть», — перевел я мысленно сказанное Меджидом.

Огромный камень, узкий, вытянутый кверху, напоминавший форму человеческого пальца, торчал на краю дороги, над самым ущельем. В Крыму много подобной формы камней и повсюду их почему-то именуют «пальцами чорта».

Тому, что случилось в следующее мгновение, не предшествовало ничто, могущее хоть как-нибудь подготовить к необыкновенному случаю. Глаза тщетно искали на небе следы облачности. Унылая неподвижность моря скорее раздражала, чем радовала взор. Знойную тишину нарушало только жужанье пчел, возившихся в чашечках цветов шиповника по краю шоссе.

Человеческому вниманию мудрено зафиксировать ничтожную долю секунды. Однако, события, которые произошли у места, где Меджид указал мне на Шайтан-дере, развертывались в неизмеримые доли мгновенья.

Звук оказался первым, что приковало внимание. Он был похож на гром, только много сильнее, чем самый сильный гром. Но прежде, чем факт его появления вошел в наше сознание, в следующую тысячную долю секунды возникла мысль о том, что гром этот не сверху, а снизу… Он как бы рвался откуда-то из-под земли, клокотал где-то под ногами.

В микроскопическую долю мгновенья я успел заметить начавшую поворачиваться ко мне голову Меджида. Но все произошло о такой молниеносной быстротой, что возница даже не успел совершить поворот шеи в мою сторону. Почти сейчас же я увидел, как смешно и беспомощно он привскочил на козлах, точно подпрыгнул, и с силой брякнулся на кожаное сиденье, но брякнулся боком. Одновременно подняло и меня самого, словно кто-то схватил меня под руки и подбросил кверху над кабриолетом. В какую-то следующую долю секунды я уже валялся на дне экипажа, тщетно стараясь ухватиться за что-нибудь, что могло бы меня удержать…