Александр Линевский - Всемирный следопыт, 1930 № 03

— Он должен работать у меня еще зиму, а после этого уйдет, — продолжал Мукдыкан. — Охотник он хороший, вот только к русским стал шататься, учиться вздумал.

— Это я уже слышал, мои вон тоже собираются, — с раздражением сказал Кульбай, — этот большевик совсем оставит нас без работников…

Они поговорили немного о досадном «большевике», потом снова вернулись к первоначальной теме.

— Давай, байе, однако, кончать. Так согласен? — спросил Кульбай. Ему, очевидно, не терпелось решить это дело.

— Ну, что ж, давай кончать. Однако, сто…

Гость с испугом уставился на своего собеседника.

— Много, байе, хочешь, ой, много! У тебя и без того девать их некуда.

— Я твоих оленей не считал, — отпарировал тот, — меньше, однако, не возьму…

Гость хотел что-то сказать, но замолчал, — к костру подошла Гольдырек. Она была в замшевом переднике и расшитых торбасах. Кульбай жадно ощупал глазами ее стройную фигуру.

— Пошла прочь! — цыркнул отец. — Чего шатаешься, когда тебя не зовут?

— Я возьму головешку, у нас костер не горит; —сказала она и, размахивая горящей головней, убежала к дальнему чуму.

— Ну, так говори твое последнее слово, — проводив взглядом Гольдырек, опять заговорил гость. — Сто, однако, шибко много.

— Я уже сказал, — принял Мукдыкан бесстрастный вид, — половину из них мне придется отдать Тумоулю.

— Ну, хорошо, вижу, что твое слово твердо, — сдался Кульбай. — Говори, когда девку взять.

— Гони оленей — и девку возьмешь…

Мукдыкан протянул было гостю свою трубку в знак заключенной сделки, но в это время почувствовал, как чья-то сильная рука схватила его за косу и ткнула головой в огонь. Гость вскочил и шарахнулся в сторону.

— Ты так, шайтан! — прохрипел Тумоуль, задыхаясь от гнева. — Две зимы за девку работал, а теперь другому продаешь…

— Пусти, шайтан! — извивался старик, стараясь вырваться. — Не твое дело учить меня!..

Оставив в руках Тумоуля половину своей жиденькой косы, Мукдыкан вскочил на ноги, но в следующую минуту уже снова был на земле, сваленный ударом в ухо. Придавив коленом старика, Тумоуль стал наносить удары куда попало. Сначала тот пытался сопротивляться, но потом затих и только при каждом ударе квакал как лягушка. Прибежали женщины и, подняв визг, бросились на помощь старику.

— Будешь теперь помнить, жадная собака! — пнул в последний раз Тумоуль свою жертву и, круто повернувшись, зашагал в темноту.

Шел, ничего не замечая. Внутри у него все клокотало. Так вот каков этот человек! Верно сказал Суслов, что такие люди, как его хозяин, это пиявки, — сколько им не давай, все мало. Он соблазнился ста оленями. Ему мало своих, мало пушнины, которую Тумоуль для него добыл. Большевик хорошо сделал, что прикончил у себя купцов. Мукдыкана также надо прикончить. Да и кривоногого Бургуми тоже. У него две жены, а вот старый шайтан захотел третью, молоденькую. Он может купить себе и четвертую, потому что у него много оленей, ему есть чем заплатить. Этим людям живется хорошо: сидят целыми днями у костра, ничего не делая, жрут сколько влезет и набивают лабазы пушниной. А Тумоуль месяцами не выходит из тайги, гоняется за зверем и ест объедки. И таких, как он, в тайге много: и у Бургуми есть работник, и у Хатрапче, и у Амультена, и у Кульбая…

Луна уже стояла над головой, а трава под ногами серебрилась от росы, когда Тумоуль наконец остановился. Гнев прошел, мысли приняли другое направление. Как же ему теперь быть? Работать на Мукдыкана он понятно больше не будет, но как же с Гольдырек? Может быть и от нее отказаться? Пусть увозит ее за сто оленей кривоногий, а он, Тумоуль, найдет себе другую жену. Но, подумав об этом, Тумоуль понял, что отказаться от Гольдырек он не в силах. Другой такой девушки, как Гольдырек, нет на свете — она так звонко смеется, он привык видеть ее рядом с собой. Значит — украсть? Да, остается только это, и надо торопиться, иначе она попадет в лапы к Кульбаю…

Обдумав план дальнейших действий, Тумоуль вернулся в становище. Там еще не спали. Мукдыкан лежал в чуме и охал, а женщины суетились около него и поили чаем. Собрав свои вещи (их было немного, они уместились в одном мешке), Тумоуль просунул голову в отверстие чума и сказал:

— Эй, старый шайтан, больше я для тебя зверя промышлять не буду. Смотри, не утащи чего из моего мешка, он остается тут. Завтра за ним зайду.

Повернулся и, уже отойдя несколько шагов, крикнул:

— А девка все-таки будет моя!

Это был задор ничего не боящейся молодости. Вызов был сделан, и Тумоуль его принял…