Александр Линевский - Всемирный следопыт, 1930 № 03

— Все это обдумать надо, байе, — закончил Мукдыкан свою речь, — хорошенько обдумать, потому, что будет нам от большевика большая беда. Надо просить Тыманито пошаманить, чтобы он дал хороший совет.

С этим все согласились. Да, Тыманито — самый мудрый, он скажет, как надо поступить. Покончив с глухарями и осушив котел чаю, сородичи разъехались, а Мукдыкан решил заняться своим бубном. Гости помешали ему навесить на него несколько новых побрякушек. Но когда Мукдыкан подошел к лиственнице, на которую утром повесил бубен, его там не оказалось. Думая, что жена убрала бубен в чум, он стал искать его там. Обшарил все крючки, перевернул звериные шкуры — бубна нигде не было. Тогда он позвал из соседнего чума женщин, — они также развели руками: к бубну они не прикасались.

Мукдыкан был не из тех шаманов, которые убеждены, что духи слушаются их побрякушек, — для этого он был слишком умен. Но что скажут сородичи, когда узнают о пропаже бубна? Ведь всем известно, что сила шамана заключается в бубне, и стоит ему лишиться этого атрибута, как сила его пропадает, и шаман превращается в обыкновенного человека. Все скажут, что духи, рассердившись на Мукдыкана, похитили бубен, и к нему уже не будут обращаться за советами. Бубен надо было найти во что бы то ни стало.

Но куда, в конце концов, он мог деваться? Украсть его было некому — кроме сородичей, в становище никто посторонний в этот день не заглядывал. Это уж действительно было похоже на чертовщину. Обшарив еще раз оба чума, Мукдыкан подошел к дереву, на которое повесил бубен. Может быть, он повесил на другом дереве, дальше от чума? Но, осмотрев землю около дерева, он заметил на ней следы, направился по ним в лес и скоро услышал знакомый звук: гремели бубенцы его бубна. Сделав еще несколько шагов, Мукдыкан увидел пасущегося оленя и догадался, в чем дело: когда олень подходил к дереву почесать бок, он поддел рогами шаманский бубен и таскал теперь его на себе, гремя побрякушками.

Трагедия закончилась фарсом, но шамана охватила злость. Надо было чинить бубен, так как кожа на нем была прорвана рогами. И все из-за того, что за оленями никто не смотрит! Где Тумоуль? Почему он не отгонит оленей подальше в лес? Повесив в чуме бубен, Мукдыкан спустился к ручью и там увидел работника. Он сидел у пня, перед ним лежал раскрытый букварь.

— Эй, ты!.. Так ты смотришь за оленями? — закричал старик. — Где они у тебя?

Тумоуль поднял голову и с удивлением посмотрел на хозяина. Таким злым он никогда еще его не видел.

— В лесу, у стойбища, — спокойно сказал он.

— В лесу, в лесу! — забрызгал Мукдыкан слюной, подходя вплотную. — Вместо того, чтобы заниматься делом, ты только и знаешь, что шляешься к русским да смотришь на этого шайтана… — Он ткнул грязным пальцем в книгу. Она была раскрыта в том месте, где находился портрет Ленина.

— Чего ты беснуешься? Сам ты шайтан!

— А, ты так со мной говорить стал?.. Я шайтан? — разъярился старик. — Так вот тебе, вот!.. Вот!.. Вот!..

Тумоуль ожидал чего угодно, только не этого. Он окаменел. Его ужас перед совершившимся был так велик, что он не мог сдвинуться с места. И только когда от книги остались одни клочки, а старик, продолжая сыпать ругательства, уже шагал в становище, он пришел наконец в себя. Первым его побуждением было броситься за стариком, но, увидев, что ветер разносит разорванные листки, он кинулся их собирать. Но что можно сделать из этих обрывков? Как увидеть того мудрого человека, который смотрел на него со страниц книги? Убил его злой старик! Не узнать теперь той мудрости, которая была заключена в книге…

Вероятно вид Тумоуля в этот момент был не совсем обычен. Прыгавшая по соседним деревьям белка вдруг остановилась и с любопытством стала смотреть вниз. Да, удивиться было чему: человек, не боявшийся смотреть в глаза самому свирепому таежному зверю, теперь плакал как малый ребенок…

Река часто капризничала: она то мелела так, что во многих местах было видно каменистое дно, то набухала и наполнялась до самых краев. Но в это утро с ней делалось что-то непонятное. Она как будто задалась целью смыть и унести все, что создавалось рукой человека на ее берегу. Часть плотов была уже унесена, вода подбиралась к штабелям досок. Теперь опасность угрожала остальным плотам, а это было равносильно срыву постройки, — в плотах заключалось не меньше половины строительного материала.